Лисы выбирают сладости

Когда ветер кроны качает
И дождь стучит по стеклу,
Завари мне крепкого чаю,
Настроенье твое уловлю.

В одеяло объятий укутай,

А я тебе мир подарю –
С ароматом теплой заботы,
Разгоню холода и пургу.

Будем вдвоем в этом мире

На огонь в камине смотреть,
Под завыванье ветра стихии
Сердцами шептать и гореть…

Я слушала невероятный бархатистый голос и полностью в нем растворялась. Тембр Диана не поражал, но завораживал. Своей легкой хрипотцой, чувственностью и глубиной.

Гитара отзывалась и словно оживала в умелых руках. А слова песни как нельзя лучше подходили этому вечеру, будто являясь его прямым отражением. Пока играл, Диан смотрел на меня, и я неожиданно поймала себя на том, что растворяюсь не только в музыке, но и в его глазах.

В эти мгновения турьер приоткрыл ту часть себя, которая прежде была невидима.

Душевность.

Глубина, скрытая за насмешливостью.

Честность.

Звучали аккорды, контрастируя с разгулявшимся за окном ветром. Блики от огня подрагивали на полу, диване, лице. Окружали Диана оранжевым ореолом.

Впервые не хотелось звать его типчиком.

А время так быстротечно,
Ты секунды в ладонь положи
И спрячь их надежно, навечно,
Мгновения эти в душе сохрани…

Отзвучал последний аккорд, и турьер на миг прикрыл глаза. Повисла долгая пауза, заполненная треском дров и отголосками ветра.

Говорить не хотелось. Да что там, не хотелось даже шевелиться. Возникло какое-то смутное и в то же время хрупкое настроение, способное разрушиться от одного вздоха.

Диан улыбнулся, открыл глаза, и в них блеснула искра привычной иронии.

– Ну как, лисичка, могу покорять большую сцену?

В отличие от него умением настолько быстро переключаться я не обладала. Так что возникшее оцепенение сбросила не сразу.

– На большой сцене большая конкуренция, – хмыкнула, улыбнувшись в ответ. – А ты – неформат.

Типчик делано вздохнул:

– Как жаль! А я уже воображал себя в окружении толпы симпатичных поклонниц. Что скажешь, лисичка, взяла бы ты у меня автограф?

Дальнейший разговор вновь вернулся к непринужденным шуткам и подтруниванию. Мы смеялись, пили тамариндовую наливку и чистили авирины.

Но где-то в глубине души по-прежнему звучали проникновенные звуки. Подчиняясь словам песни, момент запечатлелся в моей памяти. И я знала, что в памяти Диана тоже.

Глава 16 Золотое утро и зеленая вода

Две недели пролетели как один день. Ремонтные работы в кафе завершились, и мы с неизменной командой вносили последние штрихи. Вся посуда была начищена до блеска, полы буквально сияли, а оба зала обзавелись милейшими мелочами. Полки в магазинчике господина Вильто заметно опустели, зато убранство кафе теперь по-настоящему радовало глаз.

А еще у меня появилась гордость – та самая вывеска, доведенная до совершенства умелым мастером. Реставратор отличался ангельским терпением и спокойно переносил мои капризы. Когда дело дошло до выбора названия кафе, я в буквальном смысле заморочила ему голову. Носилась с этой проблемой так, будто придумывала имя собственному ребенку.

Хотя в каком-то смысле так оно и было. В возрождение кафе мы все вложили немало сил.

Вначале решила, что, как и хотела, назову кафе «Сказкой». Но после того как реставратор выгравировал букву «С», резко передумала. Распсиховалась, что вообще-то мне несвойственно, и заявила, что это название никуда не годится.

Теперь требовалось придумать новое, причем с учетом того, что первой буквой должна остаться эта самая «С». Задача оказалась неимоверно сложной и сводила меня с ума несколько дней.

К тому времени когда до отъезда мастера оставалось не больше суток, я окончательно извелась. И достала абсолютно всех. За исключением разве что Диана. Типчик только посмеивался и со снисхождением на меня поглядывал.

– Назови ты «Сладостями», да и дело с концом! – не вытерпела однажды Наоми, когда мы после очередного суматошного дня сидели на кухне.

– Не пойдет! У нас будут не только сладости, но и основные блюда – пряности!

Пряности?

Я на несколько секунд зависла, а после меня осенило. Пряности!

Сладости и Пряности!

Вот оно!

Так кафе наконец-то получило имя.

Я буквально сияла от счастья, когда Адам вешал у входа отреставрированную вывеску. Перед этим потрепала бедному мастеру нервы, выбирая подходящий шрифт. Это было даже хуже, чем со шкафом. Как есть маньячка!

Никогда даже не подозревала, что во мне дремлет такой занудный перфекционист, но ничего не могла с собой поделать.

Открытие кафе запланировали на десятое октября. Я окончательно и бесповоротно лишилась маникюра. И не из-за мытья посуды. Нервы давали о себе знать.