Лита

— А вы что ожидали, что второй будет просто так держать: после ресторана, выпивки, курения, танцев, короткой юбки, открывающей соблазнительные ляжки? Так не бывает. А запретный плод: молодая, необжатая, темнота комнаты, кресло, сорванный лифчик, гипюровые трусики, смех — веселье девушек (боевых подруг) за дверью. Грудь молодого тела, девичьи подмышки, тонкие кисти рук, зажатые их лапами…

— Хватит! — Я вскочил.

— Успокойтесь, сядьте! Я же вам говорил — впечатлительный. Эмоциональный, — сказал он с презрением. — Я поэтому всего вам и не рассказываю. Вопросы еще есть?

— Их посадят? — уже безжизненно спросил я. Хотя это был единственный вопрос, волновавший меня все это время.

— Им дадут срок, положенный по закону. От восьми лет…

И все? Этого было мало. Но шрам ведь останется на всю жизнь. Я хотел их смерти…

— Но сначала нужно закончить расследование. Собрать неопровержимые факты, назовите их улики, и доказать, что было совершено преступление…

— Вы в этом, кажется, сомневаетесь?

— Не знаю. У меня свое мнение. Она не думала мозгами, что их провоцирует, хотя в конечном счете — они ее изнасиловали. На пятый день девушка, только что ставшая женщиной, вряд ли захочет развлекаться таким способом, обслуживать сразу двоих.

— Значит, было преступление?

— Безусловно. Но есть еще смягчающие обстоятельства: какую роль и участие принимала жертва в преступлении.

— Она их просто заманила в квартиру! Чего там!..

Я вскочил, он не обратил на это никакого внимания. И пробил:

— Не будем забывать, что в квартиру она поднялась добровольно. Ее никто не тащил.

Убитый, оплеванный, одураченный, запутанный во лжи, я возвращался домой. Спускаясь по крутой дорожке в лощину, где стоял наш, ненавидимый мною, на всю теперь жизнь, дом. Напротив их дома. Это был тупик. Я был в тупике. Ее очаровательный рот, красиво вычерченные губы, белые зубы. Уста. Вся этагадость влилась в нее.

Ей кончилив рот!

Губы в этот момент находились на члене. Горло касалось головки…

Хоровод мыслей опять закружился в моей голове. (Водка, сперма, никотин сигареты — в этом невиннейшем рту. За неделю до этого ничего, кроме… — не ощущавшей.)

Я начал бить дерево кулаками, пока не увидел на дереве кровь.

Я должен ее бросить, я должен ее бросить. Но как?

Я пошел на кухню и посмотрел на газ. Шелестящий свист раздался из конфорки. Свист с запахом.

Как же она может жить со всем этим. Ее это и не волнует, по-моему. Я вздрогнул.

Пришла наливная Люба и предложила налить мне обед.

Она заметила, что включен газ, и спокойно выключила его. (От обеда я отказался.)

Раздался телефонный звонок.

— Алик-хрусталик, ты что же мне не звонишь? Зазнался или новую девушку встретил?

— У меня случилось несчастье…

— Так почему же не придешь, с братом не поделишься, может, легче станет!

Он никогда всерьез не относился к моим неприятностям и не воспринимал их, меня, всерьез. Мой родной брат.

— Разве ты работаешь, Максим?

— Дежурю до двенадцати ночи во славу отечественной медицины и «Скорой помощи». Хочешь заехать?

— Когда в следующий раз?

— Послезавтра.

— Лучше тогда я и приеду.

— Как хочешь. Только не раскисай, жизнь не такая страшная штука, как тебе кажется.

Следствие страшней, подумал я.

— А где папа?

Папы дома не было, и он сказал, что перезвонит. Он был сыном от первого брака, мамы у нас были разные.

Сны странные снились в это время мне. Будто я на долгожданном суде, а Лите задают вопрос: как же пять человек поместились в одном такси — после ресторана? Она молчит. Кто же у кого ехал на коленях? Она не отвечает. Сколько бутылок водки было на столе? Она не отвечает. И вдруг смотрит на меня и говорит: я нечистая, я изнасилованная. Выскреби меня, Алеша, выскреби. Скребком! И вдруг рвет юбку, задирая ее на бедра, и раздвигает ноги…

Я дергаюсь — ее схватить — и просыпаюсь. Возбужденный и холодный пот испуга катится по спине. Как она могла такое сделать на людях? Я должен ее спросить. Ах да, ее же изнасиловали почти на людях… Потом вспоминаю, что это был сон — на суде.

Я иду в туалет и мочусь. Неужели какая-то дьявольская сила может возбуждать меня при мыслях о ней после всего происшедшего? У нее вылепленная фигура, тончайше натянутая кожа, талия, зовущая к… Но я же не животное. Я боюсь даже подумать о том, что у нее внизу…

А теперь — рот, к нему нельзя прикоснуться. Он осквернен, изгажен навсегда. В него влилась насильная сперма. В течение шести минут в нее влились две чужие спермы, искалечив, испохабив все навеки. А какие у нее губы… Хватит! Все!

Я засовываю голову под холодную струю. Потом забираюсь в ванну, отмыться от этой грязи. Но я не отмываюсь… Я буду в ней запачкан всегда.

Сегодня суббота. Папа с девушкой еще не появлялись, дверь в спальню плотно закрыта. Интересно, когда мама выйдет из больницы и соседи ей все расскажут, в деталях, я же окажусь во всем виноватым. Или он свалит все на меня: что это была моя девушка.