Лита

Я касался ее как будто первый раз. Да это и был, собственно, первый раз. Все было новое, неизведанное, нетроганное.

Мы были голы, за исключением двух полосок материи, сжимающих наши раскаленные бедра. Не давя, она лежала на мне. Ее лобок двигался по моему концу плавно, вверх-вниз, возбуждая до боли.

Мои руки гладили ее спину, касаясь половинок. Соскальзывали по бокам, касаясь то ребер, то груди. Я никогда не прикасался к этому телу, какое классное, уникальное тело. Абсолютное совершенство. И вдруг как ток прожигает меня до мозга: его касались, мяли другие, оно заражено. Я дергаюсь, она прижимается крепче. Наши объятия душат наши тела.

Возбужденный шепот врывается в меня:

— Алешенька, я только сниму их, я хочу коснуться тебя.

Я чувствую воздух, возбуждающий мою головку до взрыва. Наши тела трутся. Мой конец вдавливается в ее живот. Ложбинку пупка. Сильнее, все сильнее. Скользит, ласкает, трется. Я чувствую, еще мгновение — и в моем канале произойдет великий перелом, — все взорвется и вырвется наружу. Лита начинает вся дрожать.

— Хочу, хочу тебя, я умру сейчас.

— Нельзя, нельзя, — неосознанно, как невменяемый, бормочу я.

— Я вылечена, я здорова, пожалуйста…

Я резко переворачиваю ее на спину и срываю трусики с приподнявшихся бедер. (Я не могу больше ждать.) Мое тело вгрызается в ее. Она неимоверно сильно раздвигает ноги.

— Да, да…

И тут же сжимает судорожно мои бедра своими. Я дергаюсь вверх, разрывая сомкнутое пространство. И его влажные внутренности.

— Ах-х, — кричит она, — еще, глубже! Войди, в меня, внутрь…

Дикие рывки совершают бедра. Вверх, вверх! Вглубь, вглубь…

— Мой, мой, — хрипит голос. — Мой, — кричит она, содрогаясь.

Громаднейшая, раскаленная волна начинает расти, потом катиться, поднявшись доверху. Я чувствую, как раскаленная лава, обжигая, рвется (несется) наружу.

— Да, да, ох! — Она судорожно хватает мои бедра.

Но я вырываюсь и в последний миг выхожу из нее и тут же чувствую, как сперма толчками, вырвавшись, течет по ее животу, моему…

— Нет, нет, Алешенька…

Она пытается скользнуть вверх, и… я сдерживаю ее, и она дико вжимается в него. Как приклеиваясь…

Из меня вырвался, наверно, океан. Выплеснувшись. Только теперь я осознаю, как хотел ее. Безрассудно.

— Я так все люблю в тебе, — говорит Лита, гладя низ моего живота. — Ты такой родной. Все такое сладкое. Каждый кусочек, настолько близкий.

У меня стучит в висках от оргазма. Я уже начинаю раскаиваться и клясть себя, что не сдержался. Ради одной-двух минут. Я как будто запятнанный теперь: я коснулся ее внутри… после них.

О ужас! Зачем такие мысли у меня в голове…

Она чуть не целует меня в губы в приливе благодарности, я уворачиваюсь и опускаюсь рядом.

— Тебе понравилось?

Я молчу. Потом говорю:

— А тебе?

— Да, все, что ты делаешь, я обожаю.

— О чем ты думала во время…

— О тебе, о твоем теле, движениях…

— И все?..

— Как ты входишь в меня, разрывая.

У нее действительно все сжалось за это время и было узко. Как будто она еще не стала женщиной. Я поднимаю ее руку наверх. Она в белых следах.

— Пойди помойся, только осторожно.

— Да, я иду, а ты мне дашь полотенце?

— Оно висит в ванной.

— Так ты знал!..

— Для лица, я потом повешу другое.

Она вспархивает, я смотрю на ее упругие половинки. Попы. Как они деликатно переходят в талию. Она еще не стала моей, она еще не знает, что со всем этим можно делать. Разламывать, сжимать, целовать, ласкать. Бесконечное количество глаголов. Действия.Надо только иметь желание или забыть, что произошло. Что именно между этих половинок, когда они сидели в кресле, касаясь своей нагизной подушки, кто-то вгонял свой зараженный член. И кончал в ее… В ее нераскрывшийся бутон, заражая розу.

Она возвращается в шелковом халате. Я вопросительно смотрю на нее.

— Я взяла с собой из дома.

— Так ты ожидала…

— Я подумала, если ты захочешь обнять меня…

— С каких пор ты стала такой предусмотрительной?

— Я учусь… у тебя.

— Я, к сожалению, не предусматриваю ничего вперед.

— Ты не хотел, чтобы мы были вместе. — Голос ее грустнеет. Она запахивает китайские вазы вокруг бедер. Мелькает лобок огненного цвета с медным отливом.

— Это все гораздо сложнее: чем хотел — не хотел.

— Расскажи мне, может, станет легче.

— Я не могу расплакаться на груди. Даже такой, как твоя. (Она улыбнулась сквозь грусть.) Тем более тебе.

— Почему — тем более?

— Это как… у человека, ударившего тебя, просить ласки или сострадания.

— Но я не хотела доставлять тебе боль! Я не делала этого специально!..

— Сделанного не воротишь. Сколько бы я отдал, чтобы…

— Алешенька, — она прильнула ко мне, — почему ты об этом все время думаешь? Ты сойдешь с ума. Я стараюсь не думать и выбросила все из головы.

Ее халат распахнулся, я увидел согнутое, сидящее, переломленное бедро. Какая линия!

— Я знаю, что ты ни о чем не думаешь. Мы разные существа, я мужчина, а ты — только становишься женщиной. Поэтому психология и мышление наши совершенно разные.

— Но ты мучаешься, а я кляну себя… Ты никогда не сможешь забыть? Переступить.