Она целуется с мамой на прощание, мы выходим. И первое, что я вижу, — дом. Напротив. Лита как ни в чем не бывало ни на что не обращает внимания. Как будто начисто все забыла. Как будто и не случилось ничего. Всего того, что случилось. Хотя это ее первый приезд сюда. После того что случилось… Я не хочу произносить слово «изнасилование». Мы выезжаем наверх. Я разворачиваюсь к набережной. В папиной машине я везу Литу.
— Алешенька…
— Что теперь ты мне хочешь показать — дубленку?
— Нет, свое тело. И твои…
— Что, следы?..
— И еще какие! Я обожаю их, лишь бы ты их оставлял; и твои зубы, и твои губы, и всего, всего тебя.
Я поворачиваю на Воробьевские горы и еду на Профсоюзную.
Едва мы входим в квартиру, как раздается звонок. Лита идет в ванную.
— Ну, сыночек, таких девушек я еще не видела у тебя. Эта — лучшая!
Я чуть не роняю трубку. Хотя понимаю, что Лита привлекала собой. Странно, она нравилась даже женщинам, обычно они не нравятся друг другу. Возможно, она была вне конкуренции.
Мама произносит в раздумье:
— Интересно, какое впечатление она произвела на папу?
Я быстро прощаюсь, поблагодарив за обед, чтобы не дать времени ее разыгравшейся фантазии. Разыграться еще дальше…
Лита выходит из ванной и как-то необычно смотрит на меня.
— Что опять случилось?
— Алеша… у меня начался цикл.
— Поздравляю.
— Как жаль, — по инерции говорит она, — я думала…
— Что ты думала? Я не знал, что ты думать умеешь.
— Так… ничего.
— Ты хочешь чай?
Мы садимся за стол: чай, вишневое варенье, вафельный торт. Она начинает меня упрашивать:
— Алешенька, поедем отдохнуть на две недели. Там такой воздух, ты устал, тебе нужно отключиться от всего. Ты все время думаешь…
— Я и сейчас думаю.
— Там уникальные грибы: подосиновики, лисички, маслята. Ты же любишь соленья. Я сама буду для тебя солить.
Я поперхнулся.
— Спасибо, ты мне уже насолила.
Она чувствует каким-то животным инстинктом, когда можно, и уже сидит у меня на коленях, только чудом не опрокинув чашку с чаем.
— Мы будем ходить гулять в лес. Я буду печь…
— Остановись. Ты считаешь, это удобно, молодой девушке приехать с парнем в деревню? Где каждая собака знает даже каждую кошку.
— Я скажу, что… ты мой жених!
Теперь была моя очередь: я чуть не опрокинул чашку с чаем.
— Не пугайся так! Это только для деревенских, чтобы бабе Даше не было неудобно.
— А твоя мама?
— Она на тебя уже молится, и мед по устам течет, когда о тебе говорит.
— С чего это?..
— Я ей про тебя рассказывала. Какой ты умный. Алешенька, я тебя умоляю… Я всю жизнь мечтала с тобой погостить в деревне.
— Всю жизнь? Мы знакомы с начала этого года.
Она удивленно смотрит на меня:
— А кажется — всю жизнь…
— Когда?
— Что когда, любовь моя? Свет очей моих…
— Ты хочешь ехать?
— Хоть послезавтра. Я дам ей телеграмму. Там нет телефонов. Значит, ты согласен?! — Она взлетает с моего колена в воздух.
— Это ничего еще не значит, — но она поняла, опять тем самым животным инстинктом почувствовала что я сдался.
Ночью она вертелась в постели и мечтала, как мы будем жить в деревне. Одни, совсем одни. Вдвоем… Вне города.
В два часа дня она привозит на Мосфильм (мама тоже хочет посмотреть) вместо одной пары три пары сапог. Они действительно на редкость высокие и красивые. Начались женские разговоры. Они запали на два цвета: один подходил под дубленку, другой просто был необычный и яркий.
— Как Алеша скажет, так и будет, — говорит Лита.
— А почему вам не оставить обе пары? — говорит моя мудрая мама.
— Это дорого.
— Если бы продать третью пару дороже, то она оплатила бы вам вторые сапоги, — продолжает рассуждать моя мама.
— Ой, я знаю место, где все всё продают, — на Неглинке.
— А дядя милиционер туда не приходит? — говорю я.
— Я же быстро, Алешенька, через час вернусь и буду очень осторожна.
Я молчу, зная, сколько приключений это за собой повлечет. Мама одобрительно кивает, и Лита, восприняв мое молчание за согласие, уезжает.
Через полтора часа она появляется сияющая.
— Я продала в два раза дороже! — и высыпает деньги на стол. — Меня чуть не разорвали…
— Кто?
— В женском туалете, все хотели такие же сапоги!
Это было начало, невинное. У Литы оказался уникальный дар: все, чего она ни касалась, продавалось в два-три раза дороже.
— Может, вам взять еще пары две, и тогда вы оплатите свои первые сапоги и еще вам на дорогу останется.
— А директор даст?!
— Конечно, я ему позвоню и на всякий случай попрошу отложить — пять пар.
— Как хорошо! Спасибо большое!
— Какую дорогу, мам?
— Разве вы не едете с Литой в деревню?
Я с удивлением смотрю на юную участницу заговора. Они сошлись гораздо ближе и интимней, чем я ожидал. Мама была просто влюблена в Литу, и та отвечала ей тем же. О, эти женские влюбленности и страсти.
Лита на следующий день продает все пять пар сапог, ставя рекорд: одни из них в два с половиной раза дороже. И мы решаем отпраздновать это в ресторане… Потом я передумываю и говорю: лучше дома. Она тут же соглашается:
— Хоть на луне.
Ее глаза ласкают меня.
Она покупает маме цветы и большую коробку шоколадных конфет в благодарность. Мы пьем шампанское и обедаем вместе.