— Вот поэтому я и сомневаюсь, что там произошло
Я захлопнул дверь, чтобы не слышать этот бред.
Такой ли уж бред? Мои мозги отшвыривали его аксиому. Теорию. Следователь-теоретик. Что я могу узнать «новое»? Вот и узнал! Ах ты… Я иду, расшвыривая листья, ветки, футболя камни. В институт. В институте ее нет. Ах да, она же у следователя. Милая пара, Лита с Гондоренко!
Ее нет и на третьей паре. На Плющихе сумерки, вдруг кто-то виснет на шее.
— Алешенька, я все продала!
Я отшвыриваю со злостью ее цепкие руки.
— Вот деньги, — продолжает она по инерции.
Ненависть перекашивает мое лицо. Я вталкиваю ее в дверь пустого клуба, где она меня обычно стерегла. Пустынный коридор.
— Что случилось, Алешенька? У тебя такой страшное лицо!
— Заткни свой рот, пока я не разбил вкровь твои губы!..
Она вздернула плечами, слезы покатились по ее щекам.
— Что тебе сказал следователь? Я же просила его…
— Чтоб он все скрыл?! Что ты делала в такси? Что? — взревел я.
— Я не помню детали.
— Вспоминай, если ты не хочешь калекой изуродованной уползти отсюда.
— Я не помню точно, как все было… Просто некуда было сесть, и… онпредложил к нему на колени. Я ведь ехала к тебе. Я устала и только склонила голову ему на плечо.
— Сидя у Гадова на коленях, «склонив голову ему на плечо», обнажив бедра в мини-юбке, ты ехала ко мне? — вскричал я.
— Да, Алешенька, да, честное слово. Я говорю, что помню. Я была немного пьяна… То ли много…
— А почему ты была пьяна? Почему ты поехала с первыми встречными напиваться, сука?! Почему? — зарычал я, ничего не соображая.
— Ударь меня, Алешенька, ударь, тебе будет легче.
— Ты никогда, никогдане целовалась, тварь, в губы. Да? Так ты мне говорила. Тебя только сосали и ебали в них…
— Алеша, прости меня за все!..
Она бросилась к моим коленям, чтобы обнять их, я швырнул ее изо всей силы, и она, свалившись на пол, ударилась головой об стенку.
Как обезумевший, я вырвался из клуба, ничего не соображая. Сознавая, что сейчас меня взорвет и мое нутро вырвется наружу. Меня стало рвать под ближайшим деревом…
Проковыляли две недели и прошли. Две недели со вспухшей головой, замерев, я ждал, пока не раздался долгожданный звонок. Звонил друг ее сестры, который обманом возил меня в венерический диспансер.
— Лита боится это сделать. Попросила меня. Я хочу сообщить вам неприятную новость: следователь закрыл дело за отсутствием состава преступления. Суда не будет. Злонимский совершенно свободен. Гадова будут судить за побег из заключения, по предыдущему уголовному делу. Алеша, я понимаю…
Я повесил трубку, не слушая.
«Февраль, достать чернил и плакать». А пока — грязный декабрь. Максим со мной обсуждает происшедшее в его кабинете.
— Что ты думаешь делать?
— Хочу топором…
— А второго?
Я думал и о втором — первом, который изнасиловал ее в низ.
— Когда выйдет. Он несколько лет будет сидеть.
— А где с первым?
— Хочу подкараулить около дома.
— Тебе нужна помощь?
— Ты согласен нарушить закон? Совершить преступление?
— Я подумаю…
— Это серьезная вещь — убийство человека.
— Ты с такой легкостью это говоришь…
— Потому что они недочеловеки. Они — насильники. Не забывай этого! Я не собираюсь убивать человека. За преступлением должно последовать…
— …Наказание. И ты сможешь совершить
— Легко. Один удар всего. Чтобы расколоть. И посмотреть, какого цвета там мозги.
— Не думаю, что это так легко. Как кажется. Зная тебя.
— Главное — один шаг: переступитьза черту, а когда ты переступил — потом все как по маслу.
— Я думаю, отговаривать тебя без толку?
— Я еще не решил окончательно: понимаешь, один удар — он не будет
— Тогда нужно отрубить руку.
— Две руки.
— А еще лучше — член.
— Для этого нужно, чтобы кто-то держал. Я не хочу вовлекать тебя. И потом, не уверен, что смогу это сделать. Убить человека легче, чем четвертовать…
— Я смотрю, ты действительно обдумал все, и даже варианты.
— Я живу с этим дни и ночи. Сплю и дышу…
В этот момент дверь открылась. Приятная девушка приносит коробку конфет, молча кланяется и уходит.
Максим сразу раскрывает коробку конфет, объясняя:
— Я лечу ее тетю, часто жду, пока она приедет, спеша с Кутузовского. И это в благодарность.
Он кладет сразу же две конфеты в рот и начинает увлеченно жевать.
— А что еще?
— Не-не, не мой вкус.
Я хочу перевести разговор:
— А брата познакомить?
— Да? — Он искренне удивлен. — Я не знал, что ты…
— Чисто ради приличия.
— А, ну-ну. — Он улыбается. И кладет еще две конфеты в рот. — Хочешь? Там что-то вкусное внутри.
— Не хочу.
— А что ты хочешь? Могу дать ее телефон!
Он пишет мне на бланке рецепта ее телефон.
— Она свободна?