Сначала Лита собиралась на него обидеться, но, в конце концов, поняла, что наставник был прав. Оставшегося времени было очень мало, поэтому Ламонт будил их каждый день еще до рассвета и заставлял делать те простейшие вещи, что на Энирате умел делать даже пятилетний ребенок. Пользоваться ванной, электрической плитой, кухонными комбайнами и прочими странными приборами — полбеды, куда сложнее не вскрикивать от яркого электрического света и сменить привычные тяжелые сапоги на мягкую обувь без каблуков.
- Эта яркость затмит нашу магию! — восклицала Валенсия со слезами на глазах.
В ответ на это Ламонт вздыхал, качал головой и велел девушкам начинать заново их, казалось бы, простую, но неимоверно сложную подготовку к новой жизни. Бланка охала и жаловалась, что ее платье слишком яркое и открывает колени, а Нильсен не могла привыкнуть к мелким черным буквам в книгах.
Однако все проходит и все рано или поздно становится просто и понятно, когда тебе восемнадцать лет и от твоей понятливости зависит огромное множество судеб. Лита и Бланка старались чуть больше, Валенсия и Нильсен — чуть меньше, и к последним дням месяца Октависа все четверо были почти готовы к зачислению в имперскую военно-стихийную академию.
К этому времени Лита уже почти привыкла к неудобным светлым рубашкам с мелкими пуговицами и острыми углами воротника, и не испытывала духоты, повязывая на шею черный галстук. После пережитых неудобств четыре конверта, розданных им загадочно улыбающимся Ламонтом казались сущей безделицей.
- Что это, дядюшка Ламонт? — слабо улыбнулась Бланка, обмахиваясь конвертом, как веером по южному обычаю. — Приказ о зачислениях?
- Шустрые какие, - усмехнулся тот, озорно сверкнув молодыми зелеными глазами. — Нет, дорогие. Это ваши допуски на экзамены в имперскую академию.
И по спине Литы впервые за последние несколько лет медленно поползли мурашки.
Глава 10. Академия Ирамант
Первый день месяца Нонис стал для Литы почти судьбоносным. Разве может иначе называться раннее утро, когда старый наставник бесцеремонно срывает с тебя одеяло и сразу же направляется к кроватям других девушек? За минуту до этого Лита сладко спала и видела красивые сны о дворце, конных прогулках, теплой весне и цветущей акации, но суровая реальность нахлынула на нее безжалостной морской водой — ледяной, соленой и липкой. Зевая и потирая глаза, она медленно вспоминала, что уже несколько месяцев находится на чужой планете, под чужим именем, а на родном Вирите объявлена новым правителем Нордении вне закона. Принцессой ей, скорее всего, уже не быть, но почему Ламонт мешает спать так рано?
- В чем дело? — спросила она негромко, но с должной долей возмущения.
- Пора собираться, дорогие мои. И нечего верещать, сударыня Бланка, - урезонил Ламонт встревоженную южанку, - я вовсе не смотрю на вас. Мое дело — доставить вас в Ирамант до полудня, а экзамены уже ваши заботы. Завтрак готов, а я жду на кухне.
Переглянувшись, четыре сонные и растрепанные девушки принялись поспешно одеваться. Валенсии, Нильсен и Бланке требовалось время на расчесывание длинных волос, Лите же следовало замотать грудь бинтами и сделать это хорошо. Моргая слезящимися от непривычного электрического света глазами, она зафиксировала белую эластичную ткань и надела поверх нее рубашку. Эту ткань привез недавно Ламонт и она была намного лучше виритянских жалких тряпок, расползающихся под пальцами. На Энирате вообще неплохо и приспособиться удалось намного быстрее — если бы не этот режущий глаза свет.
Лита зажмурилась и крикнула с отчаянием:
- Уберите, пожалуйста, это светило! Не то я ослепну!
Валенсия послушно щелкнула выключателем. За дверью загрохотал насмешливый голос Ламонта:
- И это говорит шпионка! Запомни, Мейт Брен, в Ираманте электричество горит постоянно, тебе придется привыкнуть к нему! Хочешь, чтобы первый же военный признал в тебе изнеженную принцессу?
Лита испуганно вздрогнула и упрямо поджала губы. Лучше не отвечать, но принять к сведению.
За завтраком она так волновалась, что с трудом заставила себя съесть яичницу и жестковатое соленое мясо, нарезанное ломтиками и называемое в этом мире беконом. В Нордении такого не было — там подавали сочные сосиски из птиц и свиные стейки, а еще много другой еды, вкусной и привычной. Здесь же пища казалась неестественной, словно бы сделанной из того же материала, что бутылки и контейнеры, в которых Ламонту привозили из магазинов еду и напитки.
Жаловаться, однако, не следовало. Во время путешествия из Нордении в имперский город они ели бобовую похлебку, черный хлеб из дрянной муки, кислые яблоки, и прочую грубую пищу бедняков, так что с жареными яйцами и беконом как-нибудь справятся. Только нужно время.
После завтрака они тут же вышли из дома. Три миловидные девушки в летних, непривычно коротких платьях, один худощавый субтильный мальчишка едва ли старше шестнадцати лет на вид, и благообразный старик в голубой рубашке, серых брюках и с короткой седой бородой. Вот, как видели их прохожие, и вряд ли запоминали таких простых людей надолго.