Литература 2.0

— Я возник с волной советского беби-бума, в порядке компенсации незаменимых потерь и в полном согласии с установкой вождя, при котором это произошло. Он знал, что под ним, как полагал и оппонент в Берлине, страна по преимуществу женского начала, неистощимого в смысле самовоспроизводства. Время возникновения в данном случае важнее, чем семья, чисто случайная, конечно — и даже более, чем в достоевском духе. Только либидо в то время — в мое время — определяло возникновение семей. Огромное либидо выживших и заждавшихся. Ребенок любви, рожденный в стране любви. Я, впрочем, родился не вполне в России, а в стране, Россией побежденной, в зоне оккупации. Мама, угнанная из Таганрога, отбыла войну с нагрудным знаком «OST» и, движимая советским патриотизмом, вернулась из американской зоны. Неделю назад ей исполнилось 87, и сейчас она находится в больнице Заводского р-на города Минска. Надеюсь, все будет в порядке. Отец был убит в канун моего рождения. Наделивший меня фамилией на — нен и частным норманнским мифом, питерский спец по наведению мостов в форме лейтенанта. Я много писал про всю эту историю — «Сын империи», «Фашист пролетел», «Германия, рассказанная сыну». Детство было ареной борьбы миров. Дедушка-бабушка — «прежний» мир, обреченный на исчезновение со всеми его пережитками. Мама и отчим — новый, всепобеждающе-советский. Мирам было небезразлично, что из меня выйдет. Миры за меня боролись, внушая чувство важности. Советский мир победил, однако, как и в большой истории, в этой победе была заложена программа самоуничтожения. У мамы с отчимом, молодых, кипучих и красивых, был воспитательный проект. Выковать «нового человека». Не методом оболванивания, конечно, а в соответствии с предначертаниями. Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество. Мой случай демонстрирует порочность ленинской предпосылки. Богатства — в виде мировой литературы и русской классики — взяли реванш. В те времена я мечтал возникнуть в иных местах. «У них, в Мичигане». А сейчас думаю, что мне повезло родиться в Союзе. В других ареалах коммунистического проекта мою юную голову, начиненную, как говорил мой отчим, «чёрти-чем» (Хемингуэем, Толстым, Достоевским и далее по списку), скорее всего, разбили бы киркой.

— Вы жили во многих городах мира. Ленинград, Минск, Москва, Париж, Мюнхен, Мадрид, Лондон, Прага, Нью-Йорк, Вашингтон… Так получалось, приходилось перебираться вслед за жизненными обстоятельствам или же это был сознательный выбор?

— Любая дорога начинается с первого шага. Но я, еще не умея ходить, стал перемещенным лицом. Из Франкфурта-на-Одере с мамой и прахом отца — в Ленинград. Только осознал себя коренным питерским мальчиком с поколениями, чья жизнь прошла на Невском и у Пяти углов, как возник отчим с его казенной надобностью. Армия — организация космополитов, где для штатских «республики», для СА — округа. Я попал в страну БВО — Белорусский военный округ. Единственный мой отъезд, который был пережит как насилие над судьбой, уготованной мне в Питере. Так что эмигрантом я стал еще внутри Союза ССР. Своего рода маленьким Набоковым. Со всеми эмигрантскими комплексами и задачами, главной среди которых был лингвистический майн кампф. Удержание русского языка холодноватой питерской разновидности. Долго длилось пребывание среди сябров. Только закончив школу, сумел стать «возвращенцем». Воспользовавшись редкой легальной возможностью изменить судьбу и вернуться в Россию. Но не в Ленинград, как ожидала питерская родня. В Москву. Под предлогом поступления в МГУ. Юрий Казаков дал такой совет, который могу передать всем начинающим в виде завета мастера, которого не все еще забыли.

— Можете в двух словах охарактеризовать особо запомнившиеся города вашей жизни? Их цвет, запах, может быть, сны?

— Я, видимо, не настолько урбанист, чтобы поэтизировать даже и Париж. Людям снятся — иногда — голубые города. Мне нет. А если снились — перестали. Хороший город для меня, где люди читают. Не представляю, как я мог бы жить в Мадриде, во всех прочих отношениях замечательной столице. В Праге есть интерес к литературе, но только к своей собственной. Берлин, Франкфурт-на-Майне, Мюнхен — эти весьма читающие города солидарны в одном: хороши все жанры, кроме нескучных. Что остается нам, литературоцентричным? По мою нынешнюю сторону — Вашингтон, Нью-Йорк. По вашу — Лондон, Париж. А также, разумеется, Москва и Питер.

— Нет планов вернуться в Россию?