Крик «Пади, пади!»
разгонял пешеходов. Быстрая езда была признаком щёгольства. При этом чем меньше был мальчик-форейтор и чем дольше и пронзительней он кричал и тянул при этом «и-и!», тем больше гордился его хозяин. Здесь говорится о блюдах, которыми славились рестораны. Ростбиф пока непривычен, пишется по-английски, а стра́збургский «пирог нетленный» — вовсе не пирог, а паштет из гусиной печени. «Вино кометы» — шампанское урожая 1811 года, года кометы.XVII
Ещё бокалов жажда проситЗалить горячий жир котлет,Но звон брегета им доносит,Что новый начался балет.Театра злой законодатель,Непостоянный обожательОчаровательных актрис,Почётный гражданин кулис,Онегин полетел к театру,Где каждый, вольностью дышаГотов охлопать entrechat,Обшикать Федру, Клеопатру,Моину вызвать (для того,Чтоб только слышали его).………………….XX
Театр уж полон; ложи блещут;Партер и кресла, всё кипит;В райке нетерпеливо плещут,И взвившись, занавес шумит.……………………
Вид театра, который рисует Пушкин (строфы XX–XXII), не похож на сегодняшний: правда, ложи
расположены, как и сейчас (причём дамы могли находиться только в ложах!). У сцены стояло несколько рядов кресел, а пространство за ними называлось партером. Как и на верхнем ярусе (райке́), в партере смотрели стоя. Опоздавший Онегин ступает по ногам, смотрит в «двойной лорне́т» (бинокль). Ссоры в театре не были редкостью, и из-за них Пушкин не раз участвовал в дуэлях. Перед нами бытовые зарисовки: спящие на одежде лакеи (не было гардеробов), кучера, мёрзнущие на улице, беспечные зрители, которые, как Онегин, уходят, не досмотрев пьесы, и едут готовиться к балу.XXI
Всё хлопает. Онегин входит,Идёт меж кресел по ногам,Двойной лорнет скосясь наводитНа ложи незнакомых дам;Все ярусы окинул взором,Всё видел: лицами, уборомУжасно недоволен он;С мужчинами со всех сторонРаскланялся, потом на сценуВ большом рассеянье взглянул,Отворотился – и зевнул…………………….XXII
Ещё амуры, черти, змеиНа сцене скачут и шумят;Ещё усталые лакеиНа шубах у подъезда спят;Ещё не перестали топать,Сморкаться, кашлять, шикать, хлопать;Ещё снаружи и внутриВезде блистают фонари;Ещё, прозябнув, бьются кони,Наскуча упряжью своей,И кучера, вокруг огней,Бранят господ и бьют в ладони;А уж Онегин вышел вон;Домой одеться едет он.……………….XXV
Быть можно дельным человекомИ думать о красе ногтей:К чему бесплодно спорить с веком?Обычай деспот меж людей.Второй Чадаев, мой Евгений,Боясь ревнивых осуждений,В своей одежде был педантИ то, что мы назвали франт.Он три часа по крайней мереПред зеркалами проводилИ из уборной выходилПодобный ветреной Венере,Когда, надев мужской наряд,Богиня едет в маскарад.Пётр Яковлевич Чаада́ев —
философ, человек трагической судьбы, был известен не только своими взглядами, но и утончённым аристократизмом и щёгольством в одежде. Слова «педант» и «франт» вновь всплывают в характеристике героя. При этом Пушкин даёт описание костюма, модных его деталей, новых для русского языка слов и предметов: пантало́ны, фрак, жиле́т. В те годы этих слов ещё не было в словарях русского языка.