Литература эпохи Возрождения

Конечно, исторический Генрих V далеко не совпадал с идеальным образом, нарисованным Шекспиром. Но Шекспир и не выступал здесь в роли историка. Подобно тому, как он вслед за Т. Мором сильно сгустил темные краски, изображая деспотизм Ричарда III, он красками самыми светлыми нарисовал портрет победителя при Азинкуре, в результате чего историческая хроника заметно приблизилась к утопии. Лишая Генриха V феодального чванства, драматург придает ему черты своего рода «народного» короля. Под сенью его державы «никто не знает скорби и тревог» (II, 2). Он уверенно и легко себя чувствует среди простых людей. Обходя свои войска, он обращается к воинам: братья, земляки, друзья (IV, 1). Видимо, не зря свои молодые годы он охотно проводил вдалеке от дворцов, среди завсегдатаев таверн и городских окраин. Ему присуще милосердие. Он легко прощает забулдыгу, который под влиянием винных паров как-то нанес ему оскорбление, зато сурово карает знатных лордов, вступивших в преступное соглашение с врагами отечества (II, 7). Ведя войну во Франции, король строго следит за тем, чтобы никто из его солдат «ничего не брал в деревне силою, но чтобы за все платили и чтобы никого из французов не оскорбляли и не поносили бранными словами» (III, 6). В беседе с одним солдатом он даже заявляет, что король такой же человек, как и простолюдин (IV, 1). В Англии времен Шекспира все это скорее напоминало царство мечты, чем реальную повседневность.

Замыслу драматурга вполне отвечает вызывавшая нарекания критиков сцена сватовства Генриха V к французской принцессе Екатерине. Он сам признается, что «слишком уж прост для короля», что скорее он напоминает поселянина, продавшего свою ферму, чтобы купить корову (V, 2): «Право, Кет, если бы вы заставили сочинять стихи в вашу честь или танцевать с вами, я бы пропал. Для стихов я не найду ни слов, ни размера, а в танцах не силен по части попадания в такт, хотя по части попадания в противника достаточно силен. Вот если бы можно было пленить девушку игрой в чехарду или прыжком в седло в полном вооружении, я бы — простите за хвастовство — живо допрыгался до жены... Бери себе, Кет, в мужья человека прямого и честного, без фальши... Хочешь такого мужа, так бери меня; бери меня, бери солдата; бери солдата, бери короля» (V, 2. Пер. Е.Н. Бирюковой).

Понятно, что в той атмосфере, которая царит в «Генрихе V», утрачивал свой былой смысл «фальстафовский фон». По воле драматурга Фальстаф умирает от огорчения. Приятели тучного рыцаря мелькают то здесь, то там. При этом одни находят свой заслуженный конец на виселице, другие позорно дезертируют. Их убогое ничтожество только лишний раз подчеркивает душевное благородство молодого короля, свою жизнь посвятившего служению родине.

Желая придать пьесе величавую торжественность, Шекспир каждый акт предваряет выступлением Хора, который призывает зрителей расширить в своем воображении узкие пределы театральной сцены. Пусть зритель представит себе, что «в ограде этих стен / Заключены два мощных государства; / Они подъемлют гордое чело / Над разделившим их проливом бурным»... (I, Пролог). Хор развертывает нить драматических событий, стремясь поднять зрителей на высоту могучего эпоса.

Следует в связи с этим отметить и еще одну особенность в «Генриха V». В отличие от трагедии, сосредоточенной на судьбе одного человека, историческая хроника мыслится как звено в длинной исторической цепи, и в этом смысле она является «открытым» жанром. Ее герой занимает автора не только сам по себе, но и как выразитель духа движущегося Времени. Поэтому в «Ричарде II» мы находим завязку «Генриха IV», а без «Генриха IV» многое будет непонятным в «Генрихе V». И все же «Генрих V» — это не только воспоминания о славном прошлом, но и порыв к идеалу, облеченному в одежды XV в. Многократное появление Хора как бы замыкает действие в эпическую раму, отодвигая в какой-то мере «Генриха V» от других исторических Шекспира.

Наряду с историческими хрониками Шекспир в 90-е годы охотно писал веселые комедии. Они принадлежат к числу самых замечательных образцов европейской комедиографии эпохи Возрождения. Понятно, что по своим задачам и художественной структуре они весьма отличались от исторических хроник. Если в хрониках на первое место выдвигались судьбы английского государства и судьбы людей обретали смысл лишь в тесной связи с ходом исторических событий, то в комедиях Шекспира действующие лица соотнесены с заветами великой Матери-Природы, лучшим украшением которой является любовь. Подобный аспект открывал перед драматургом огромные возможности. Мрачные политические будни Англии не располагали к веселью. Только в хронике «Генриха IV» Шекспир находит место для «фальстафовского фона». Совсем иное дело — комедии, разнообразные, многоцветные, подчас не лишенные грусти и скепсиса, но чаще всего светлые и жизнелюбивые.