Литература факта: Первый сборник материалов работников ЛЕФа

Прежде всего о горячо любимых опорках и о посконном рядне. Одним словом, о Петре Орешине («Откровенная лира», изд. «Федерация», 1928 г.) и о Павле Дружинине («Черный хлеб», изд. «Федерация», 1928 г.).

Основной лирической темой их является тема «погибающего» в городе мужика.

У Дружинина это выражено особенно традиционно:

Был я в Пензе, был в Рязани…
А в недобром часе
Насмотрелся всякой дряни
Вволю на парнасе.
И, теперь лишь сердцу внемля,
Об одном жалею,
Что пахать родную землю
Больше не сумею.

Эти стихи — даже и в пределах лирической панихиды — не более, как повторные. Они почти слово в слово перепевают «Москву кабацкую» в следующем ее полустрофии:

Мне приснилось рязанское небо
И моя непутевая жизнь.

Самое скрещивание «Парнаса» с «Рязанью» — тоже есенинское, хотя — наиболее блестящее использование этого приема и не принадлежит ему. Такие бракосочетания несходственных натур были часты в стихах футуристов.

В пределах этой же лирической темы подвывает и Орешин:

Я не знаю, что со мною будет,
Но одно мне ясно до конца:
Прежде срока похоронят люди
Смелого и дерзкого певца.

Смелого — по части передразнивания и дерзкого — по части попадания в чужой след. Но дело даже и не в подражании.

Стихи Орешина и Дружинина отвратительны тем, что они насильственно «внашивают» человека деревни в круг чувств — до самооплевания включительно, — свойственных самим авторам, но не этому человеку.

Они отвратительны тем, что наглухо застилизовывают деревню. Деревня оказывается напетой на А. К. Толстом и возникает не на разговорном мужицком, а на каком-то претенциозно-славянолюбском словарном фундаменте.

Нука, жена, свет-Алена,
Что взгрустнула?
Аль, бабена, про милена
Вспомянула?

Характерно, что таким ой-калина-ой-малина-языком Дружинин рассказывает не про какую-нибудь несмеяну, а про сегодняшнюю горькую бабью долю.

Тоже и Орешин. «Родина-краса» посажена у него на такой ах-ты-гой-еси-стиль, состоящий из таких «чудо-гуслей», «баянов» и «ковшей застольных», что в результате не остается ни родины, ни красы. Орешин замечателен еще и тем, что у него живая комсомолка превращается в «девчонку-атаманку», а Пугачев именуется «Емельяном-разбойником», несмотря на то, что этот Емельян был не атаманом и не кудеяром, а — вооруженным восстанием.

Очень претенциозны и следующие строки:

Где хоры музык, рев знамен,
Походный гул и шквал?
Далекий сон, прекрасный сон
Приснился и пропал.

Как будто, если без «музыки», то уж и не революция!

А между тем, деревенская психика хотя и без оркестров, а перестраивается заново. Появляются новые культурные навыки. Комплекс социальных инстинктов перетряхивается. И, конечно, в условиях такой деревни, возлюбившей технику и электричество, — «овсяная» и всякая иная «непышная» красота (Дружинин) звучит ложью и юродством во мужике.

Дружинин и сам, разумеется, понимает, что он лжет, «удивляя Москву лаптями», но, во-первых, это его признанье — не более чем очередное лирическое раздумье, а во-вторых, на остальных ста страницах книги литературным фактом являются именно «лапти», «сарафаны» и другие окаменелости.

У него, например, —

Поет ямщик о горькой доле
С надрывным хлипом мужика.

И хотя под эту песню 100 лет тому назад дремали исключительно путешествующие помещики, — «ямщик» не умолкает и сегодня.

Он не умолкает, потому что «поет» в русской литературе с самого Пушкина. Он — привычка.

Дурная.

В тихих заводях

О продукции Иосифа Уткина («Первая книга стихов», Гиз, 1928 г.) писалось так много, что я ограничусь здесь только воспроизведением беседы, которая если и не существовала в природе, то могла существовать между автором этой статьи и поэтом.

Автор. Ваша «Повесть о рыжем Мотэле» была хороша наличием в ней некоего сплошного разговора «со всем Кишиневом». Она была «местной» и была укомплектована «наречием». Стихи имели отчетливую общественную нагрузку. И просто удивительно, что от таких вещей вы скатились к умудренной лирике (умудренной за счет чужих эпох).

И. Уткин.

Мы выросли,
Как вырастает
Идущий к пристани корабль (стр. 31).

Автор. Да, но одно дело — рост и становление пролетарского молодого сознания, происходящие в жестких условиях боевого сегодняшнего задания, а другое дело — плавание по тихим заводям «вечных тем».

И. Уткин.

Когда утрачивают пышность кудри,
И срок придет вздохнуть наедине,
В неторопливой тишине.
К нам медленно подходит мудрость (стр. 48).