Литература конца XIX – начала XX века

Не лишены интереса и стихи Н. С. Стружкина, в которых автор обнажал контрасты действительности, нравы буржуазного общества:
Бедняк имел однажды дерзость
Подтибрить грош.
Кричали все: «Какая мерзость!
Какой грабеж!»
Но вот милльон похитил смело
Один делец, —
И все кричат: — «Вот это дело,
Вот молодец!»[220]

Традиции некрасовской сатиры продолжал Федор Федорович Филимонов (1862–1920) в сборнике стихотворений, изданном в 1886 г. в Екатеринбурге под псевдонимом «Гейне из Ирбита».

Автор — «поэт опальный». Гнев его направлен против тех, кто грабит трудовой люд, кто «совестью продажной» вершит свои подлые дела:

Вьюга злилась, завывая,
Плакал ветер у ворот,
«Не брани меня, родная»
Пел на крыше Васька-кот.
Я сидел в своей квартире
И шептал: Эдип, скажи:
Отчего в подлунном мире
Столько подлости и лжи?
Отчего войной на брата
Даже брат родной пошел,
Отчего царит здесь злато,
Сплетни, грязь и произвол.
Отчего мы глупы стали,
Измельчали все в конец,
Отчего на пьедестале
Возвышается подлец…
Тот же, кто… Но, завывая,
Ветер свистнул у ворот.
«Не брани меня, родная»
Пел на крыше Васька-кот.[221]

В сатирических стихотворениях Филимонова есть прямые переклички с Некрасовым. Они в условиях реакции 80-х гг. наполнялись новым социальным содержанием:

Хоть нет греха порок карать,
И над смешным смеяться можно,
Но надо только поступать
В дни наши очень осторожно.
Когда в деревне становой
Крестьян отпорет — не кричите.
Вы лишь скажите: «Боже мой!»
И поскорее замолчите.
Не подымайте крик и вой,
Как по спине пойдет дубина —
И вас оценит становой,
Как Руси доблестного сына.[222]

(«Совет»)

«Гейне из Ирбита» «не привык гнуть спину перед сильными». Он дорожит более всего свободной мыслью и свободным словом. Его стихи примечательны своим гражданским мужеством и горькой иронией.

К поэтам некрасовской школы принадлежал Леонид Николаевич Трефолев (1839–1905), автор «Дубинушки» и «Песни о комаринском мужике», уделявшей значительное внимание в своем творчестве крестьянской теме. В стихотворении «Пятьдесят лет» (1889) он писал:

Как юноша-поэт, «восторгами объятый»,
Я к небу не летал (царит на небе мгла).
Родимая земля с печальной русской хатой
И с грустной песенкой к себе меня влекла.[223]

Трефолев писал о печальной участи деревни, о тяжелой судьбе женщины-труженицы («Грамотка», 1867; «Таинственный ямщик», 1883; «Дуня», 1885, и др.), о характере русского мужика («Макар», 1884), сочетавшего неиссякаемую энергию, смекалку и выносливость с пассивностью, выработанной мрачными условиями его исторического бытия.

Странный он человек!
Пожалеешь о нем:
То проспит целый век,
То вдруг вспыхнет огнем.
Он и кроток и смел,
И на все он ходок,
Даже сделать сумел
Петербург-городок.

(с. 145)

В 1872 г. Трефолев стал земским гласным пошехонского уезда. В течение почти двенадцати лет он был фактическим редактором «Вестника Ярославского земства», принадлежа к прогрессивному крылу земской оппозиции. Это в какой-то мере определило либеральные иллюзии поэта. Через всю жизнь он пронес веру в народ и его светлое будущее, но социальный идеал его носил расплывчатый просветительский характер и ограничивался общими рассуждениями о царстве труда, о необходимости пробудить народ к знаниям.