Вслед за Гроссманом ("Все течет") Ананьев твердит о рабской сущности русских, их исторической подозрительности и духовной пассивности, а сверх того (опять же русских, но уже наших современников!) объявляет, "что народ потерял нравственность, развратился", что ему присуща "национальная амбициозность", что мы переживаем общее истощение духа и т. д. и т. п. Правду сказать, подобные пассажи редко встретишь даже на нынешнем бойком публицистическом рынке. "...На протяжении более полутора столетий мы только и делаем, чтобы возбудить в русских людях (я имею в виду, разумеется, славянофильство) ненависть (!) ко всему европейскому, а теперь уже и заокеанскому: и к политике, и к экономике, и особенно к культуре, которая, мы уже не можем представить себе, не опустошала бы и не развращала людей. Хотя, к слову сказать (а в дальнейшем попытаемся поговорить и основательнее), не с тайной ли завистью, не с мучительной ли болью смотрим мы на обилие товаров и яств на загнивающем "ападе, смотрим и удивляемся уровнем (!) их нравственности, вытекающей из уровня и стабильности жизни?" Ах, эти русские, - суетится литературный пигмей, - они "всегда полны подозрительности, непонимания и глухоты". И еще: "...давайте посмотрим на дело с предельной реалистичностью и скажем себе, что для нас важнее национальная ли (и довольно сомнительная) амбициозность и аскетическое, с куском хлеба, квасом и луком существование, или та, в достатке и с крепкими семьями (и нравственностью в них), жизнь, о которой пока что дано только мечтать, наблюдая ее у других народов и государств?" Нет, это не капризы игривого воображения, но мировоззрение ослепленного ненавистью сочинителя Ананьева. Если присмотреться да поразмыслить, то не трудно понять: Ананьев и подобные ему переводят идеи А. Н. Яковлева на язык беллетристики - не более того.
Но вернемся к лукавому блюстителю непорочной чистоты большевистской идеологии в литературе. Во всей этой истории есть одна, быть может, самая трудно объяснимая сторона, вызывающая недоуменный вопрос: почему, по какой причине в самой образованной стране мира было безропотно воспринято беспрецедентное публичное унижение чести и достоинства лучших представителей русской культуры? (Ниже мы вернемся к этой проблеме.) Яковлев изрекал. "Распустились", "комплекс неполноценности" поразил литераторов: "Один тоскует по храмам и крестам, другой заливается плачем по лошадям, третий голосит по петухам". Эх, разобрало их! - подумает любитель "красных вымыслов". " опять же, продолжает на страницах "Литературной газеты" Яковлев - у одних "нет понимания элементарного", у других "давно набившие оскомину рассуждения" и "юродство" по поводу "мужицких истоков" и, представьте себе, даже "реакционных умонастроений"; а третьим, то бишь "новоявленным богоносцам", "полезно всегда помнить (...) тоскливые всхлипы отдельных ревнителей" и т. д. Восемнадцать лет спустя он Продолжал шельмовать русских писателей: "Возня в литературных подъездах", "разногласия творческие, методологические, содержательные опускаются до групповщины, доносительства, готовности изничтожить оппонента, приклеить ярлык, оболгать. Все это действительно гнусно". Досталось и "интеллигентствующим холопам", погрязшим в "мерзопакостной охоте за инакомыслием". Писателям же он приписал "мерзопакостные формы", "комплекс неполноценности", а сверх того крепнущее "людоедство" и "признаки политической возни"...3).
И на этот раз литературные полуклассики, а точнее те, чьи имена были на слуху, снесли плевки члена Политбюро ЦК КПСС. Отчего бы это? Ведь была полная возможность встать на защиту если не родной изящной словесности, то хотя бы человеческого достоинства. Нет, молчали. (Между прочим, в майском номере за 1990 год "Нашего современника" автор этих строк опубликовал аналитическую статью, в которой изобличил ложь и русофобию А. Н Яковлева. В заключении отмечалось: "Если т. Яковлев начнет воплощать свои замыслы на практике, то Россию ожидают трагические потрясения")4.
* * *
В начале девяностых на фоне всеобщего кризиса замаячил новый тип творческого интеллигента.- так называемый "демократически мыслящий писатель". Его главные особенности - русофобия и фанаберия. Цепкое обывательское мышление позволило подобным литераторам быстро приспособиться к новым условиям и постичь природу власти, которую не пугают ни моральная распущенность, ни бездарность, ни вопиющее невежество, если их прикрывает верноподданническая маска. Снедаемые страстью разрушать, крушить и уценять все что ни есть в чужой для них стране ("эта страна"), они растащили на куски даже собственную вотчину - Союз писателей, пытаясь воздвигнуть на его руинах сообщество единоверцев.