Литература мятежного века

Подобную эволюцию испытала и литературная теория, охваченная эпидемией разрушительного отрицания в период крушения социалистической эстетики и демонстрирующая варварский примитивизм эстетических взглядов постсоветского периода. Вместе с общими принципами соцреализма выплеснули и главные традиционные ценности: критерии прекрасного и художественности, жанровости, художественной правды и другие. На литературу обрушился шквал пошлой безвкусицы и злой тенденциозности, изобличая отсутствие эстетического вкуса, узость взглядов и невежество теоретиков. Главный акцент перенесли не на истолкование специфики, сущности задач и цели литературы, а на умаление ее роли в жизни и полную свободу творчества, на отторжение от насущных общественных задач и на отлучение литературы от политики.

Со всей очевидностью проявилось это на Пленуме писателей России в речи зам. директора ИМЛИ П. В. Палиевского, неожиданно обнаружившего воинственность убеждений и пылкость натуры (октябрь 1994 г.). Фигура сего оратора выбрана нами не случайно. Среди определенной части ученой братии в 70-80-е годы он прослыл в некотором роде светилом академического литературоведения, что свидетельствует об общем уровне литературной теории. Ныне его звезда закатилась - разобрались: король-то голый. Хотя, как увидим, апологеты старых мифов еще не перевелись. Весь смысл его выступления свелся к противопоставлению литературы и политики, к недвусмысленной попытке вытравить из художественного творчества гражданский пафос. Оказывается, он весьма недоволен тем, что "политический взгляд исходит не только от критиков, политиков, но и даже писателей". Это, конечно, безобразие. "И я повторяю, что подобное отношение, - продолжал оратор, - глушит часто те резервы, те колоссальные ценности, которые были созданы в русской культуре и литературе... Все-таки слишком резкое употребление (!) писателя в политике, и даже в современной литературе, оно заглушается громом и шумом непосредственной политической борьбы... Великие писатели, подобные Шолохову, Есенину или Булгакову, они держались совсем иных взглядов. Они никогда не совпадали (?) ни с какой - частной, местной или политической - доктриной времени и действительно выражали центральные судьбы народа - некоторых писателей это раздергивание (?) политическое загоняло в темный, никому (?) не известный угол". За этой туманной фразеологией, как говорится, не видно ни зги.

По свидетельству очевидцев, после столь блистательного пассажа оратор оглядел притихший зал, показав, по классику, во всех чертах лица своего и в сжатых губах такое глубокое выражение, какого, может быть, и не видано было на человеческом лице, разве только у какого-нибудь слишком умного министра, да и то в минуту самого головоломного дела. И точно: Вадим Кожинов остроумно поведал читателям газеты "Завтра" (№ 40 (51) за 1994 год), что Палиевский является "министром иностранных дел" имлийского масштаба. Как бы там ни было, его речь в Орле вызвала ликующие возгласы бывшего ельцинского сподвижника Миронова, Ганичева и Владимира Крупина. Непредсказуемость последнего просто восхитительна. Снедаемый жаждой славы, Владимир Николаевич стремится обязательно прислониться к авторитету: то громко уповает на мудрость Горбачева, то воздает хвалу Иоанну Кронштадскому за его преследование Льва Толстого. Наивная душа: логику своекорыстия еще никому не удавалось спрятать под шутовским колпаком.

Но мы, кажется, забыли о нашем герое. Мягко говоря, лукавит Палиевский насчет аполитичности искусства. Аристофан и Данте, Бальзак и Гюго, Пушкин и Л. Толстой, Лесков, Шолохов - каждый по-своему отразили коренные общественные тенденции времени, и не только отразили, но своим искусством развивали лучшие из них, а не прятались по "темным, никому не известным углам". Успех большинства знаменитых писателей был и остается политическим: "Чаще всего политика и литература перемешиваются друг с другом", справедливо утверждал Анатоль Франс. Более того, выдающиеся произведения, будучи источником эстетического наслаждения и познания мира, являются неистощимым арсеналом политических аргументов.

"Сейчас пошла "мода" на противопоставление художественного творчества и политики, - отмечалось на пленуме. - Вот выступление Петра Палиевского... Посмотрите, какая у него странная позиция. Он считает, что писателям не стоит заниматься политикой. Любую деятельность, активность можно назвать политической деятельностью... Политика творчеству не противоречит. Вспомните, например, Александра Сергеевича Пушкина. Что его заставляло, допустим, ехать в далекую степь и собирать там материал о пугачевском бунте? Или вспомним, давайте, Шолохова. Что его заставляло писать письма Сталину,. а потом жить в ожидании ареста? Но разве был бы Шолохов Шолоховым, если бы он не был самим собой в этом деле?" (Василий Белов).