Литература мятежного века

Печальный итог, который большинство присутствующих восприняли как полемический задор -съезд писателей уже не внимал своему председателю. Как и следовало ожидать, вскоре Союз писателей начал делиться на различные "независимые" объединения и прочие карликовые организации по причине групповых, этнических и корпоративных амбиций. Так была окончательно похоронена горьковская мечта об объединении тружеников пера в единую семью...

И вообще о какой литературе как едином организме может идти речь, когда некогда считавшиеся ее гордостью и надеждой гак называемые "живые классики" при первых же признаках угрозы их личному благополучию кинулись в разные стороны? Кто с протянутой рукой к злейшему врагу СССР Солженицыну, как некогда бегал к советским вождям; кто со вздохом облегчения, объявив о "кончине советской России" и под аккомпанемент церковных песнопений, подался в графы, а комсомольский баловень, полусочинитель и полуученый, вдруг объявил себя внутренним диссидентом, чуть ли не сколотившем в 70-е годы антисоветское подполье... Этот ряд "подвигов" сочинителей, конечно же, измышленных ими с целью приспособиться к нынешнему режиму, можно продолжить.

Однако же дело не в личностях, а в тенденции, возобладавшей в писательской среде. Нет, распад литературы начался задолго до развала СССР. Впрочем, видимость ее благополучия некоторое время сохранялась благодаря творчеству немногих истинно талантливых художников слова. Но они не составляют всю литературу, а являются лишь частью общего художественного процесса.

В калейдоскопе жизни присутствует не только современность, но и история. Надо ли забывать о том, что между временем, когда народ управляйся воображением, принуждением и обещаниями, и временем, когда он вступает в полосу новых преобразований, бывает весьма сложный и полный неожиданностей период. Природа общества такова, что еще долго после того, как общество поймет несоответствие старых форм жизни и ее нового содержания, оно не решается открыто освободиться из-под их власти и, вынуждаемое силой обстоятельств и привычки, живет как бы двойной жизнью, внешне одобряя то, с чем уже не может смириться его внутренняя убежденность. "Когда народ вступает в этот период, то подобный образ действий становится до того общим, что лицемерие, можно сказать, организуется в систему, - писал английский ученый в конце XIX века Д. В. Дрэпер. - Иногда в этом плачевном состоянии живут целые общества". Даже после того, как идеи, исчерпавшие себя, перестают пользоваться общественным уважением, их политическая сила переживает силу умственную и производит то печальное состояние лицемерия, о котором говорилось выше. "В цивилизованной жизни общество всегда неизбежно должно двигаться вперед в законных формах, и этих форм нельзя избегнуть без больших несчастий. Избавить слишком внезапно общество от узды старых идей не значит дать ему свободу, но толкнуть его на путь политического бродяжничества, и потому великие государственные люди допускают и даже предписывают правила, внутреннее значение которых исчезло и разумное основание которых подкопано. Истина достигает полного действия постепенно и не вдруг, она сначала действует на разум, и влияние ее остается чисто умственным и индивидуальным; она расширяет потом свою область и производит нравственный контроль преимущественно посредством общественного мнения, и, наконец, приобретает физическую и политическую силу... В один день нельзя заставить народ подчиняться новым идеям"12. Разумеется, состояние современного мира объясняется многими причинами, о которых английский ученый прошлого века не имел четкого представления. Но главное, чем отличаются переходные эпохи - это углублением противоречий в идеологии и политике, а равно размыванием нравственных устоев общества.

В литературе - это утрата веры в яркую и жизнетворную идею, потеря чувства приобщенности к высоким идеалам. Настоящий писатель ныне травмирован частой сменой общественного настроения и бесконечных крутых и не приносящих ощутимых результатов перемен, удручен при виде того, как доброта, благородство, искренность, чувство прекрасного покидают человека и властно и грубо заявляют о себе низменные инстинкты. Литератор мельчает на глазах. Он уже редко изображает события и характеры, как они есть, а только пересказывает содержание своего замысла, т. е. имитирует изображение "эпохи во всей полноте", не давая себе труда разобраться в сущности происходящего.