Литература (Учебное пособие для учащихся 10 класса средней школы в двух частях)

Детство. Левушке не было тогда еще и двух лет, о матери остались у него смутные воспоминания, но духовный ее облик по рассказам близких людей Толстой бережно хранил всю жизнь. "Она представлялась мне таким высоким, чистым, духовным существом, что часто... я молился ее душе, прося ее помочь мне, и эта молитва всегда помогала много". На мать был очень похож любимый брат Толстого Николенька: "равнодушие к суждениям других людей и скромность, доходящая до того, что они старались скрыть те умственные, образовательные и нравственные преимущества, которые они имели над другими людьми. Они как будто стыдились этих преимуществ". И еще одна удивительная черта привлекала Толстого в этих дорогих существах - они никогда никого не осуждали. Однажды в "Житиях святых" Димитрия Ростовского Толстой прочел рассказ о монахе, который имел много недостатков, но по смерти оказался среди святых. Он заслужил это тем, что за всю свою жизнь никогда никого не осудил. Слуги вспоминали, что, столкнувшись с несправедливостью, Мария Николаевна, бывало, "вся покраснеет, даже заплачет, но никогда не скажет грубого слова".

Мать заменила детям необыкновенная женщина, тетушка Татьяна Александровна Ергольская, которая, по словам (*80) Л. Толстого, по-прежнему любила отца, "но не пошла за него потому, что не хотела портить своих чистых, поэтических отношений с ним и с нами". Татьяна Александровна имела самое большое влияние на жизнь Л. Толстого: "Влияние это было, во-первых, в том, что еще в детстве она научила меня духовному наслаждению любви. Она не словами учила меня этому, а всем своим существом заражала меня любовью. Я видел, чувствовал, как хорошо ей было любить, и понял счастье любви".

До пяти лет Левушка воспитывался с девочками - сестрой Машей и приемной дочерью Толстых Дунечкой. У детей была любимая игра в "милашку". "Милашкой", исполнявшим роль ребенка, почти всегда был впечатлительный и чувствительный Лева-рева. Девочки его ласкали, лечили, укладывали спать, а он безропотно подчинялся. Когда мальчику исполнилось пять лет, его перевели в детскую, к братьям.

Детство Толстого овеяно воспоминаниями об Отечественной войне 1812 года, об изгнании Наполеона, о восстании декабристов. Троюродным братом матери был Сергей Григорьевич Волконский. Он участвовал в кампании 12-го года, затем вступил в Южное общество. После 14 декабря его сослали в Восточную Сибирь, где он и оставался 30 лет сперва на каторжных работах, потом на поселении. Подвигу С. Г. Волконского и его жены Некрасов посвятил впоследствии поэмы "Дедушка" и "Княгиня Волконская".

Брат его, Николай Григорьевич, по указу Александра I принял в 1801 году фамилию Репнин в честь своего деда по матери, род которого прекратился, чтоб память о Репниных не угасала среди россиян. В битве под Аустерлицем Николай Григорьевич участвовал в атаке кавалергардского полка, описанной в "Войне и мире", был ранен в голову и отправлен французами в госпиталь. Узнав о его подвиге, Наполеон пришел к нему с предложением освободить не только командира, но и всех его офицеров с условием, если Николай Григорьевич откажется воевать в течение двух лет. Репнин ответил, что он "присягнул служить своему государю до последней капли крови и потому предложения принять не может".

С детских лет Лев Толстой чувствовал родственную причастность к историческим судьбам России, к мечтам лучших ее сынов о мире и благополучии. Неспроста талантливый и чуткий брат его Николенька придумал игру в "муравейных братьев", о которой с благодарностью помнил всю жизнь Л. Толстой: (*81) "...Когда нам с братьями... было мне 5, Митеньке 6, Сереже 7 лет", Николенька "объявил нам, что у него есть тайна, посредством которой, когда она откроется, все люди сделаются счастливыми, не будет ни болезни, никаких неприятностей, никто ни на кого не будет сердиться, и все будут любить друг друга, все сделаются муравейными братьями (вероятно, это были моравские братья, о которых он слышал или читал, но на нашем языке это были муравейные братья). И я помню, что слово "муравейные" особенно нравилось, напоминая муравьев в кочке. Мы даже устроили игру в муравейные братья, которая состояла в том, что садились под стулья, загораживая их ящиками, завешивали платками и сидели там в темноте, прижимаясь друг к другу. Я, помню, испытывал особенное чувство любви и умиления и очень любил эту игру.

"Муравейные братья" были открыты нам, но главная тайна о том, как сделать, чтобы все люди не знали никаких несчастий, никогда не ссорились и не сердились, а были бы постоянно счастливы, эта тайна была, как он нам говорил, написана им на зеленой палочке и палочка эта зарыта у дороги, на краю оврага старого Заказа, в том месте, в котором я... просил в память Николеньки закопать меня...