Литература (Учебное пособие для учащихся 10 класса средней школы в двух частях)

В Николае всегда присутствовали эти "ростовские" и "русские" черты талантливости, душевной широты и щедрости, которыми сполна наделена его сестра Наташа. Но Николай, как правило, их в себе подавлял, предпочитая жить в полку и подчиняться условным правилам дворянской чести. Однако в минуту потрясения внешние условности спали с души Ростова, как ненужная шелуха, и обнажилась сокровенная глубина ростовской породы, способность жить, подчиняясь внутреннему чувству простоты., добра и правды.

Но ведь чувство, пережитое Николаем Ростовым во время этого личного потрясения, сродни тому, какое пережил Пьер Безухое, отправляясь к Бородинскому полю,- "приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем-то..."

Проигрыш в карты и Бородинское сражение... Казалось бы, что общего может быть между этими разными, несоизмеримыми по масштабам сферами бытия? Но Толстой верен себе, он не отделяет историю от повседневности. "Существует, по Толстому, единая жизнь людей, ее простое и общее содержание, коренная для нее ситуация, которая может раскрыться так же глубоко в событии бытовом и семейном, как и в событии, которое называется историческим",замечает С. Г. Бочаров.

И вот мы видим, как пожар в Смоленске освещает "оживленно радостные и измученные лица людей". Источник этой "радости" наглядно проступает в поведении купца Ферапонтова. В кризисную для России минуту купец забывает о цели своей повседневной жизни, о богатстве, о накопительстве. Этот "вздор" теперь ему "приятно откинуть" в (*110) сравнении с тем общим патриотическим чувством, которое роднит купца со всеми русскими людьми: "Тащи все, ребята!.. Решилась! Расея!.. Сам запалю".

То же самое переживает и Москва накануне сдачи ее неприятелю: "Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться... Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться". Патриотический поступок Наташи Ростовой, перекликающийся с действиями купца Ферапонтова в Смоленске, является утверждением новых отношений между людьми, освобожденных от всего условного и сословного перед лицом общенациональной опасности. Примечательно, что эту возможность духовного объединения на новых демократических основах хранит у Толстого мирный быт семейства Ростовых. Картина охоты в "Войне и мире" как в капле воды отражает основную конфликтную ситуацию романа-эпопеи. Казалось бы, охота - всего лишь развлечение, игра, праздное занятие барчуков. Но под пером Толстого эта "игра" приобретает другой смысл.

Охота - тоже разрыв с привычным, повседневным и yстоявшимся, где люди часто разобщены, где отсутствует объединяющая и одушевляющая всех цель. В буднях жизни граф Илья Андреевич Ростов всегда господин, а его крепостной Данило - всегда послушный слуга своего хозяина. Но страсть к охоте объединяет их друг с другом, и сама неискоренимость этой страсти в душах людей заставляет посмотреть на нее серьезно.

Отечественная война так же переместит ценности жизни. Оказавшийся плохим полководцем государь вынужден будет покинуть армию, а на смену ему придет нелюбимый царем, но угодный народу Кутузов. Война обнаружит человеческую и государственную несостоятельность верхов. Настоящим хозяином положения в стране окажется народ, а подлинно творческой силой истории народная сила.

"Народ" и "толпа", Наполеон и Кутузов. Толстой спорит в "Войне и мире" с распространенным в России и за рубежом культом выдающейся исторической личности. Этот культ в значительной степени опирался на учение немецкого философа Гегеля. По Гегелю, ближайшими проводниками Мирового Разума, который определяет судьбы народов и государств, являются великие люди, которые первыми угадывают то, что дано понять только им и не дано понять людской массе, пассивному материалу истории. Великие люди у Гегеля всегда опережают свое время, а потому оказы-(*111)ваются гениальными одиночками, вынужденными деспотически подчинять себе косное и инертное большинство. Толстой видит в таком учении что-то безбожно-бесчеловечное, в корне противное русскому нравственному идеалу.

У Толстого не исключительная личность, а народная жизнь в целом оказывается наиболее чутким организмом, откликающимся на скрытый смысл исторического движения. Призвание великого человека заключается в умении прислушиваться к воле большинства, к "коллективному субъекту" истории, к народной жизни. Толстому чуждо гегелевское возвышение "великих личностей" над массами, и Наполеон в его глазах - индивидуалист и честолюбец, вынесенный на поверхность исторической жизни темными силами, овладевшими на время сознанием французского народа.