Приведу один факт из биографии писателя. Для меня он момент истины. Во времена гонений на него он приехал в Москву в редакцию «Нового мира». Там должны были решать, печатать ли «Один день Ивана Денисовича» Так вот, идя в редакцию с вокзала, Солженицын завернул к памятнику Пушкину, постоял, как бы помолился: «Отчасти поддержки просил, отчасти обещал, что путь свой знаю. Не ошибусь» [16].
Значение Солженицына
Его в полной мере могли бы оценить писатели одной с ним величины – Толстой, Достоевский. Современники отозвались как могли.
«Один день Ивана Денисовича»
«Один день…» – редчайшее произведение, к которому применимы слова Короленко: «…жизненная правда в нем действует так, как будто человек шел ничего не ожидая… вдруг выскочил кто-то и так гвозданул по голове, что бедняга присел». Вот и Солженицын гвозданул. Дело в том, что доклад Хрущева на XXII съезде партии о культе личности Сталина был полуправдой. Нужна была настоящая правда о тщательно скрываемой стороне сталинизма – массовых репрессиях и ГУЛАГе. Ее дал Солженицын. Рассказ опубликован в 1962 г.
Автор неявно обращается к читателям: Вы не знали ничего о ГУЛАГе? Не знали или не хотели знать? Боялись этой темы? А если ваш невинный родственник попадал туда, то думали, что по ошибке? Так вот нате, читайте правду!
Мне скажут, что пафос правды недолго будоражит умы современников и рассказ в XXI в. не актуален. Я отвечу, что «Иван Денисович» будет всегда интересен читателям в первую очередь как высокохудожественное произведение. Это качество оценил К. Чуковский: «Иван Денисович» поразил меня своей могучей поэтической (а не публицистической) силой. И такая власть над материалом, и такой абсолютный вкус!» Осмелюсь к суждению мэтра добавить два замечания. Одной из художественных особенностей произведения является
Утро. Солнце не взошло. Бараки в голой степи, окруженные колючей проволокой – лагерь. Мороз, ветер. Часовые на вышках в тулупах. Безлюдно, тихо. Звучит удар молотка о рельс – подъем. Зэки в бараке просыпаются, одеваются, гадают, куда погонят на работу, велик ли мороз.
Шухов, ладный мужичок, проснулся. Его знобит, ему неможется. Торопится до столовой успеть в медпункт, надеясь, что освободят от работы на морозе. Не вышло. Читателя «зацепило». Он сочувствует Шухову. Он удивлен лагерными порядками, узнав, что больному зэку урезают без того скудное питание. Пайка хлеба – стимул «вкалывать» и не болеть. Шоковое начало рассказа порождает сильное желание читателя узнать, кто же эти зэки и за какие преступления «сидят». И действительно, кто они?
Это описание кладки стены на стройке – образ артельного труда. Есть дирижер – бригадир. Есть солисты – мастера Шухов и Кильдигис, есть рядовые работники.
Строители постепенно нашли общий ритм. Кладка пошла азартно. Каменщики покрикивают подносчикам: «Давай! Давай еще!». Работа началась по принуждению, а продолжается в охотку. Шухов, хотя и устал, шутит: «Жаль, что день короткий, гадство такое!». Бригадир Тюрин в ответ улыбается. Слышится удар молотка по рельсу. Конец рабочего дня. Бригада уходит. Шухов задерживается на минуту, смотрит на качество кладки и гордится своей работой – «глаз ватерпас». А еще рад, что превозмог болезнь.
Судьба Шухова типична: воевал, в 1941 г. попал в плен, бежал. Его обвинили в предательстве и дали 10 лет лагерей. Шухов рядовой солдат, рядовой зэк, но он – тип и этим интересен. Интересен более, чем Каратаев, хотя он дальняя родня толстовскому герою.