Но забытая мальчишеская мечта сбылась: я не только стал обладателем всех текстов песен, не только оказался первым, кто держал в руках и вычитывал гранки с их текстами, но даже познакомился с самим автором и успел записать с его слов историю их создания.
Первой напечатала тексты песен газета "Литературные новости" (1992, N 11), где я был ответственным секретарём. Мне поручили отвезти полосу с материалом автору домой.
К вёрстке Алексей Петрович Охрименко (так звали автора песен) отнёсся как-то слишком спокойно. Подписал, и все дела. Оказалось, мы с Охрименко уже и раньше встречались на Лито Э. Иодковского. Я только не знал, кто этот сухонький старичок в дешёвых очочках с тремя седыми волосинками на голове. В редакции тоже видел его. Но никак серенькая внешность этого пожилого человека, его самое тишайшее поведение не могли ассоциироваться с автором шедевров.
Он жил на далёкой Тарусской улице, у метро "Ясенево". Звоню в дверь. Час дня. Пришёл точно, вовремя Мне открыла женщина. Подумал супруга, оказалось дочь. Открыла и ушла. Двухкомнатная бедно обставленная квартирка. Помню журнальный столик. Много разного народа ходит.
На войне ему перебило левую руку в кисти, пальцы плохо слушались. На гитаре удавалось играть, но плохо. "Бедный аккомпанемент", как он говорил. На всю жизнь у него сохранилась привычка разрабатывать левую руку.
Впервые тогда услышал "Сосудик". Охрименко пел как бы для себя, не просил установить тишину. Кто хотел, слушал, но разговоры, хождения не прекращались.
В мозгу сосудик разорвался. Ах
Бедняга в морге оказался, ах
Этот припев повторялся много раз. Мне слова показались несколько циничными. Он тут же отреагировал на меня, резко отреагировал. Сделал несколько переборов и в совершенно другом настроении спел продолжение:
Но есть в этом доме женщина одна,
Может, любовница, а может, жена,
Дело не в этом, а главное в том
Она его любила и думает о нём:
"Как же так случилось, что скончался он,
Что со мною даже не прощался он,
А теперь вот надо хоронить его,
Жить одной мне без него
Продолжение было неожиданное и давало песни огромную глубину Припев, который специально повторялся много раз, стало быть, на такую, какую я выдал, реакцию и был рассчитан. Тот человечек, тот бедняга в морге, запомнился, стал близок, потому что в городе есть какая-то женщина, которой он мог быть дорог.
Когда пение кончилось, я спросил, кто эту песню написал. Охрименко сказал, что поёт только свои песни. "Певцы поют чужие песни, говорил он, авторы не поют чужих".
Был он одет в старенький костюм, галстук (потом он в этом же повседневном костюме будет выступать со сцены). Удивляло отсутствие всякой богемности в его облике. И сама "двушка" была вполне обывательская, без всяких претензий, даже книжная полочка состояла всего из двух секций. Вообще ничего интересного в квартире не было. Не было даже письменного стола. Писатель без стола. Но он ничего не писал. Он пел:
Я был батальонный разведчик,
А он писаришка штабной.
Я был за Россию ответчик,
А он спал с моею женой.
Все замирали. Песня неслась из самых глубин человеческой жизни, судьбы. Потом лирический "Беранже" и, наконец, издевательские, любимые подворотнями "Отелло", "Про графа Толстого". Но всегда повторялась одна и та же история. Только он начинал петь, как все возвращались к своим делам, продолжались разговоры, хождения. Никто не слушал. Да и пел он тихо.
Все допытывались: "Как было написано?" "Вот в такой компании и написали", отвечал он. Самому Охрименко доставалось в любой компании очень скромное место. Он не был лидером и не стремился стать центром внимания. Хотел остаться незаметным, вот и не заметили. Да, он никогда не был центром, но, несомненно, был душой. Без него всякая компания теряла смысл.
Неохотно, скупо рассказывал о прошлом. Но всё же удалось многое выпытать у батальонного разведчика, каким он и на самом деле был во время войны.
Алексей Петрович Охрименко родился в Рождественский сочельник 1923 года в Москве. В школе скрестились судьбы будущей тройки авторов Алексея Охрименко, Сергея Кристи и Владимира Шрейберга. До войны вместе с Кристи успел поработать актёром в Театре Советской Армии. В 1942 году ушёл на фронт, в 1943-м на госпитальной койке в Шуе приступил к сочинению своей первой песни "Донна Лаура". После выписки снова воевал, снова был ранен, затем переброшен с германского фронта на японский.
Вернувшись с войны, три друга стали собираться на Арбате в Чистом переулке, где они все и жили. И однажды Сергей Кристи принёс на встречу начало песни и предложил вместе написать продолжение. Это была песня о незаконнорождённом сыне Льва Толстого. Но после короткого спора решили написать о самом Льве Толстом, но в таком же юмористическом духе "вагонной песни". Так и началось это творческое содружество. В доме у Шрейберга были пианино и аккордеон, Охрименко приходил с гитарой. Так что музыкальное сопровождение получалось довольно богатое. Они сочинили потом и сами о себе песню:
Есть в Москве переулочек Чистый,
домик десять, квартирочка два,
кордеончик там есть голосистый,
пианино и радива.