Литературная Газета 6229 (25 2009)

Самоотверженные упражнения по "выколачиванию" литературы из пыльного ковра неуютной обыденности требуют исключительного напряжения сил, о чём Попов никогда не забывает напомнить читателю. Катехизис начинающего литератора, содержащийся в повести "Нарисуем", может быть издан в виде маленькой красной книжицы, вручаемой хунвейбинам изящной словесности в насильственно-приказном порядке. Из неё, например, следует, что "для писателя день без сюжета - потерянный день"; что "непрост путь от мира вымысла в реальность", что валяться в кювете после аварии - это "эффектное окончание в стиле "совок" но для ВГИКа годится"; что уважающий себя романист не должен "ни одному своему герою" давать отдыхать и т.д.

Что-то подобное мы уже читали. И не раз. Встречали в современной прозе и таких героев. Словно подражая им, alter ego Валерия Попова стремится фиксировать в своей памяти любые фразы и эпизоды, претендующие на художественность: "Пека выскочил - и тень его с улицы заняла весь потолок Записал. Деталь, конечно, небогатая, но по бедности сгодится"; "Тело улетело!" надо будет записать"; "По полированному мрамору баул мой легко скользил. Увидел книжный ларёк. Чем там, интересно, торгуют? Подошёл. Но не успел, к счастью, нагнуться - из окошечка вылетел равнодушный плевок - надеюсь, случайный - и на груди у меня, как орден, повис. Записал".

К сожалению, подобные "записки на манжетах" являются в повести Попова не узором, а канвой: довольно часто создаётся впечатление, что многие фрагменты "Нарисуем" существуют лишь для того, чтобы зарифмовать, например, "гонор", "гонорею" и "гонорар".

Так же обстоит дело и с многократными вкраплениями внутренней речи, призванными выражать спонтанную реакцию на только что состоявшееся событие внешнего плана. Реакция эта в большинстве случаев представляет собой подражание комическим "куплетам" Евгения Петросяна, асимптотическое приближение к юмористическим вершинам программы "Аншлаг". Вот как, допустим, выглядит первая беседа рассказчика с Пекой (сразу же после заключения обоюдовыгодного "контракта"): "Ну, - вздохнул я. - Надеюсь, с твоей помощью войдём в народ? - Мне в народ не надо входить! - прохрипел он. - Мне бы из него выйти! Стоп. - Он тормознул у туалета. - Отольём! Раскомандовался. Не у себя на руднике! Надеюсь, у нас не будет такого уж полного слияния струй? - Дуй, - разрешил я" (хорошо, правда, что к "струй" и "дуй" здесь не присоединилось ещё одно слово на "уй", весьма популярное в народе).

Принято считать, что в основе реакции автора на отдельные проявления героя лежит единая реакция на его целое, но в повести Попова каждый персонаж раздроблен на множество осколков, не желающих складываться во что-то оформленное и законченное.

Самым настоящим Протеем является, например, тот же Пека. Из "типичного парня с далёкой реки" он с лёгкостью превращается в злую пародию на монтажника Володю из фильма Георгия Данелия "Я шагаю по Москве", из героя-любовника, конкурирующего с Казановой, - в безвольного мужа, из "Подземного Чкалова" - в пьяногорского Хлестакова, из "проклятого расхитителя социалистической собственности", осевшей на железнодорожных складах, - в пламенного борца за соблюдение прав трудящихся.

Устранив любой намёк на логику развития характера героев, Попов столь же безжалостно обошёлся и с такой литературоведческой категорией, как мотивировка. В результате повесть оказалась не целостной художественной системой, где все элементы подогнаны друг к другу, а "собраньем пёстрых реплик", любую из которых можно легко выкинуть без малейшего ущерба для читательского восприятия ("отряд не заметит потери бойца").

Всё это свидетельствует о том, что новая повесть Валерия Попова больше напоминает серию этюдов, чем полностью готовую картину. Как замечает его же герой, для толстого журнала такая череда эскизов - "материальчик, конечно, специфический. Но другого, увы, сейчас нет".

Поверх барьеров

"Междуречье", литературно-художественный альманах российских, украинских и белорусских авторов: Специальный выпуск, N 28. - Сумы, Украина: ИПП "Мрiя-1" ООО, 2009.

Составитель альманаха Олег Саранских из Рыльска уверен: Пушкин был в его родном городе. Помните у Александра Сергеевича в "Борисе Годунове": "Пушкин: А где-то нам сегодня ночевать? Самозванец: Да здесь, в лесу, Чем это не ночлег? Чем свет, мы в путь, к обеду будем в Рыльске". Ещё один веский довод: почему Рыльск столь щедро одарён влюблёнными в поэтическое слово людьми? А они, в свою очередь, щедро делятся страницами альманаха со всеми собратьями по стиху и прозе из близлежащих государств. Вот и нынешний выпуск гостеприимно приветил 35 авторов из славянских стран. Ему-то и посвящена одноимённая песня (слова И. Радченко, музыка М. Аксёнова), финальным аккордом заключающая сборник.

Георгий Турьянский. Символ надежды: Сборник рассказов (1996-2008). - Франкфурт-на-Майне, Германия: Литературный европеец, 2009. - 264 с.