- Да, вы правы. Я, когда писал в тюрьме книги-эссе "Контрольный выстрел", "Русское психо", "Другая Россия", часто вспоминал Гоголя и его "Выбранные места из переписки с друзьями". Когда книги вышли, то российская критика оказалась настолько недогадливой, что никому не пришло в голову сравнить или указать на. Что-то блеяли, и только.
Жанры тоже рождаются и умирают. Роман стал неправдоподобен. Когда я читаю роман, то он кажется мне до ужаса примитивной конструкцией. Мне обычно становится не по себе и стыдно за автора, за все эти "запрокинул лицо", "вынул изо рта сигарету", "спина её мелко сотрясалась от рыданий"
Оставив роман в покое, можно всё-таки заметить, что большие монстры литературы рано или поздно понимали себя ближе к концу жизни как учителей, а то и пророков. Пророчествовать в форме романа малоудобно. Поэтому появлялись все эти "Выбранные места", "Как нам обустроить". Первым был Гёте - в его "Фаусте" уже учительство, предложение модели существования и многое другое. Чтобы вполне понять эту сильнейшую тягу к предводительству мыслью, нужно жить долго, обычно эти желания появляются в почтенном возрасте.
- Всё правильно, конечно но что-то заставляет меня по-прежнему верить, что гений и Гоголя, и Толстого раскрылся более всего в их прозе, а не в публицистике.
И мне было бы жаль, если ваши взгляды на сочинительство останутся неизменными. Помню, я увидел вас впервые в 1996 году, и вы тогда на вопрос из зала о поэзии раздражённо ответили, что стихов не пишете с 1982 года и считаете это занятие чуждым вам. Но прошло 10 лет - и вы выпустили три сборника стихов, которые снова активно сочиняете, как в какие-нибудь давние 60-е. Может, жизнь всё-таки подвигнет Лимонова на написание нового романа?
- Я сомневаюсь в том, что способен написать роман. Я уж лучше черновики опубликую, записи всякие.
- Хорошо, тогда вопрос не собственно о романах, а вообще о книгах, в каких бы жанрах они ни были написаны. Чем вы объясните потерю интереса к литературе? Читать стали меньше, в том числе и вас, Эдуарда Лимонова. Если в 1991 году Лимонов мог продать за год триста тысяч экземпляров романа "Иностранец в смутное время" (одновременно продавая сотни тысяч экземпляров других своих романов), то в 2009 году не только вы, но и всякий известный писатель продаёт 25, ну в лучшем случае полсотни тысяч экземпляров своей новой книги. Будь то Владимир Сорокин, Маканин или Татьяна Толстая. Писатель - больше не авторитет для общества? По сути, если в России 150 миллионов населения, а читают хорошую литературу 150 тысяч человек, - значит, писатели в андеграунде? Их же читает один человек из тысячи. Ничтожно мало!
- Объясняю ситуацию во многом крахом единой дистрибуционной системы Союзпечати - общей на весь СССР когда-то торговой сети распространения книг. Вторая причина - расширение круга конкурентов. Читатель вдруг понял, что сам может быть писателем, и т.д. и т.п. Надо помнить и о том, что заграничные авторы (и их книги) хлынули в Россию. А если ещё учесть, что 70 лет советской власти русскому читателю оставались недоступны книги нескольких поколений западных авторов, то там накопились тонны чтива. Пока всем это надоест, пройдёт время.
Вообще литература художественная естественным образом не должна интересовать большинство граждан. Это нормально. А если надо обращаться к большинству граждан, нужно идти в политику. Что я и сделал.
- Но книги писать не перестали. В своё время писатель Дмитрий Липскеров заявил, что с книжных полок магазинов необходимо убрать ваши сочинения, потому что они вредны. Как вы относитесь к подобным высказываниям: с юмором, с раздражением?
- Ну сказал и сказал. Я не знаю, каково мировоззрение этого Липскерова, но мои книги вредны для существующего строя. Поскольку они учат бунту. Несогласию.
- То есть книги могут быть опасны? И могут изуродовать человека?
- Книги опасны, да. Но только большие книги опасны. "Происхождение видов" Дарвина. "Капитал" Маркса А человека ничто изуродовать не может. Он либо принимает идеи, и тогда они ему нужны, либо не принимает.
- Когда вы в последний раз читали чужие художественные тексты?
- Недавно внимательнейшим образом перечитывал "Фауста" Гёте в переводе Холодковского. Так как я нахожусь в возрасте Фауста и у меня те же проблемы. К тому же я хочу писать о Фаусте вообще, не только о Фаусте Гёте. Исторический Фауст, кстати говоря, учился в Виттенберге, том самом, где Мартин Лютер замыслил и пустил в мир лютеранство. Они имели оба отношение к Виттенбергскому университету. И эти два доктора, видимо, были знакомы. Являясь противоположностями. Мне очень интересен Фауст.
- Есть мнение, что в прошлом Эдуард Лимонов был блестящим стилистом (что безусловно верно, если вспомнить такие его книги, как "Дневник неудачника" или "Смерть современных героев") и затем стал откровенно пренебрегать всеми этими литературными "виньетками", начав писать предельно сухую, стремительную эссеистику.