"Установившаяся у нас традиция - давать бесконечные романы с продолжением - до сих пор ещё не вызвала никакого недовольства нашей критики, в то время как читатели давным-давно вопиют об этом. Они кричат нам отовсюду - не морите, дайте такую книгу, в которой были бы сразу и начало и конец. Судя по нашим серийным романам - "Тихий Дон", "Бруски", "Поднятая целина" и целый ряд других, - мы как будто имеем дело с прерванной коллизией, ещё недорассказанным сюжетом, который писатель должен закончить в следующем томе".
Борис ПАСТЕРНАК:
"Когда кончится съезд и прилив слышанного, виденного и испытанного сменится отливом, я бы хотел, чтобы в тишине, обнажающей дно перед новым подъёмом, у каждого из нас осталось только одно существенное и совершенное, вся же лишняя, невесомая словесность оказалась унесённой…"
Константин ФЕДИН:
"Нет, стоит нам присмотреться к жанрам нашей литературы, и мы видим, как художественной прозе угрожает роман, и мы видим, как внутри большого романного хозяйства назревает диктатура исторического жанра; как умирает психологический роман; как умер и закопан в могилу роман фантастический; как отчаянно борется в неравных условиях новелла; как теряет уважение художественный очерк; как трудно рождается в недрах детской литературы необходимый нам как свет жанр научно-художественного произведения; как мало, как бесконечно мало мы говорим о том, какие же средства, какие орудия литературы лучше, совершеннее служат её большому делу".
Егише ЧАРЕНЦ:
"Я до сих пор не знаю ни одного образца национальной прозы, переведённого первоклассным русским мастером. Почему Тургенев мог переводить Мольера, Толстой - Мопассана, Блок - Гамсуна, а наши лучшие мастера не могут переводить друг друга? Если бы всё это нами было проделано своевременно, мы бы на этом съезде не были свидетелями печальной картины, когда о национальных литературах выступают одни лишь национальные писатели…"
Тогда и сейчас
ПЕРВОМУ СЪЕЗДУ СОВЕТСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ - 75
Валерий ГАНИЧЕВ, председатель правления Союза писателей России
Начало 30-х годов для СССР означало, что советская власть укрепилась довольно основательно. На глазах Европы и Америки, попавших в небывалый экономический кризис, возрастала индустриальная мощь СССР. В США под ударами Великой депрессии и нарастающего социального протеста признают Советский Союз и устанавливают с ним дипломатические отношения.
Внутри партии коммунистов сторонники Троцкого, мировой революции, все крылья ревизионистского социал-демократизма, левого бунтарства и их лидеры, отодвинутые от первых ролей, готовились к реваншу. В стране же стала оформляться линия, ориентированная на национальные традиции, внутренние ресурсы, большая часть руководителей начинала понимать, что мы в предстоящей схватке с миром фашизма и безнационального капитала не можем рассчитывать на помощь мирового пролетариата, а должны опираться на собственный народ, на собственную экономику, историю, культуру.
При разгуле Наркомпроса, где пыталась верховодить Н.К. Крупская, изгонялся из школьных библиотек "певец дворянских усадеб" Александр Сергеевич Пушкин и другие "непролетарские" писатели. Но в это время группа руководителей страны дала сигнал к массовому, миллионному изданию классиков отечественной литературы, создавая библиотечки для школьников, крестьян, комсомольцев, красноармейцев из произведений Гоголя, Л. Толстого, Пушкина, Некрасова, Лермонтова, Крылова. Поистине всенародно отмечалось столетие со дня гибели Пушкина в 1937 году. А представляете, если бы в это время, когда Россия произвела подлинную культурную революцию и когда миллионы людей преодолели безграмотность, они получили бы в качестве чтения, как ныне, комиксы, детективы и тому подобное?
Начала вырисовываться линия на возрождение исторических традиций, стали вспоминать о победах русского народа над иноземными захватчиками. Красные дьяволята, революционеры потеснились, уступая место Александру Невскому, Суворову, Кутузову, Петру I. Появилось письмо руководителей страны (Сталин, Жданов, Киров) о том, что надо проявить уважение к истории страны, к её военным, научным, культурным достижениям. Правда, всё было несколько позднее. Но уже в 1933-1934 годах это проявилось в подготовке и проведении Первого съезда писателей, который стал полем идейной схватки многих сил, и не только тех, которые были внутри страны.