Литературная Газета 6247 ( № 43 2009)

— Там есть ещё одна удивительная тема: больные вопросы, на которые очень неохотно отвечают, как правило, из соображений политкорректности. Удивительное сочетание того, что можно было бы назвать русско-еврейской культурой. Ведь таких нянек в таких семьях в Москве было огромное количество. И это создавало поразительный микст языка и нравов… Вы правы, последняя серия с нянькой в этом смысле одна из самых сильных…

— И всё же о, так сказать, продолжении «Подстрочника». Я пять часов в эфире «Русской службы новостей» беседовал с Валентином Фалиным, блестящим интеллектуалом и великолепным рассказчиком, который был не только свидетелем, но и участником важнейших событий второй половины ХХ века…

— Сама идея личностного взгляда на свою жизнь, на судьбу страны, конечно, хороша. Сейчас в работе, на мой взгляд, блистательная история директора Пушкинского музея Ирины Антоновой. Удивительно, но она почти в деталях совпадает с биографией Лунгиной. И в то же время это совершенно другая жизнь, другой взгляд на историю нашей страны. Мы ведём переговоры и с Валентином Михайловичем Фалиным. Это феноменальная фигура — одна из самых загадочных и самых достойных — это человек, который так много знает и так достойно живёт все эти окаянные годы… Мы надеемся, что нам удастся его разговорить и тоже сделать какую-то яркую совместную работу.

ВИЗАНТИЙСКИЕ УРОКИ

— Я очень рад это слышать, надеюсь, тема расширится и захватит не только медийные фигуры. Помните, как у Пушкина: «Стариков когда-нибудь (Жаль, теперь нам не досужно) Надо будет помянуть — Помянуть и этих нужно…» Теперь о «Византийском уроке», тоже (как и многие фильмы вашей замечательной документальной сетки) вызвавшем бурю споров. Вас готовы были разорвать на части, причём и левые, и правые. Может быть, и задача была такой — вызвать огонь на себя? Теперь, когда страсти улеглись, как вы ощущаете значимость этого проекта?

— Спасибо, что вы вспомнили эту картину, потому что, как мне кажется, она была очень знаковой не только в истории нашего телевидения, но и в истории общественной мысли. Что я имею в виду? Во-первых, сейчас — чудовищный дефицит слов, понятий, смыслов. Очень трудно описать ими то, что с нами происходит. Фильм «Гибель Империи» предложил свой «иноязык». В значительной степени именно это взорвало общественное мнение — язык оказался очень удачным и острым. Я не знаю, кто ещё на сегодняшний день решился бы в терминах Византии описывать нынешнюю ситуацию, а по отношению к истории используется современная лексика («олигархи», «кризис», «стабилизационный фонд», «преемник»).

Во-вторых, был нарушен жёстко евроцентрический взгляд на историю, при котором все главные события произошли в районе Апеннинского полуострова, а потом весь мир правильно развивался, продуцируя некие юридические, экономические и социальные открытия, сделанные в Европе. Для нашей страны, которая находится в очень сложном геополитическом положении, важно видеть всё более широко. И этот фильм задал такой вектор. И ещё: это было сделано талантливо и профессионально. Вот два аспекта, которые и создали эту воронку интереса.

— В фильме была скрытая критика потребительского общества. Как будто ставился вопрос: стоит ли нам так уж, задрав штаны, бежать за западными странами, которые к тому же сейчас находятся в кризисе?