Литературная Газета 6249 ( № 44 2009)

Тут не русофобия, тут другое. Фатальный пафос, вшитый в подсознание высокой русской литературной традиции. Она укоренена в православной культуре, а русскому православию («Два Рима падоша...») свойственна фатальность: «...четвёртому не быти». «Не быти» означает, что мы последние. Нам суждено погибнуть, увидев конец времён, и не на кого этот жребий переложить. «Мы что, кружева плетём или против дьяволов стоим?» Эта лесковская формула описывает выбор, стоящий перед русским писателем. Если кружева, то налево, где «успех» и прочие печенюшки. Если «против дьяволов» – то направо. Где, возможно, и коня потеряешь, и голову.

Религиозный мотив представлен в «Ёлтышевых» скупо, но с большим смыслом. Помните старуху, собиравшую подписи за восстановление деревенской церкви? Ёлтышева вспоминает, что в юности та была комсомолкой, активисткой, и вяло удивляется: как возможно такое? Вроде бы комсомол и церковь – разные полюса. Ан оказывается, не разные. И там, и там – «организация». Иначе говоря, мир, на котором и смерть красна. Парадоксальным образом в голоштанной, павкинско-корчагинской «комсомолии» больше Бога, чем в человеческой, слишком человеческой мечте Ёлтышевых о «крепкой жизни».

Ещё раз вспомним, с чего начался роман. Хотелось «просто жить»: чтобы  дети были обуты-одеты, в секции-кружки позаписаны, ну и машина-жигули – на дачу ездить опять же. Такие цели. Тёплые, живые и всем понятные. Проблемы начались, когда эти цели были достигнуты. Зачем жить дальше? Оказалось, незачем. Вот и начался процесс выбраковки Ёлтышевых из жизни.

На шукшинский вопрос «Что с нами происходит?», неслучайно возникший в муторных 70-х, когда всякая другая жизнь в государстве, помимо частной, окончательно обессмыслилась, а частная свелась к погоне за товарным дефицитом и лучшей долей, Роман Сенчин даёт предельно ясный ответ: нам стало незачем жить. Мы и не должны жить, раз встали не «против дьяволов», а за них.

Почему этот ответ крайне важен сегодня для нашей литературы? Потому что слишком уж расползлась по ней уютная баюкающая интонация: дескать, пускай всё вокруг плохо –   надо «если лето, чистить ягоды и варить варенье; если зима – пить с этим вареньем чай». Обпились уже.

Помнится, герой повести Алексея Варламова «Рождение» обрёл спасение от бессмысленности своей жизни в борьбе за жизнь ребёнка. Тогда, в суетные политически перегретые времена, этот пафос казался свеж. Но сегодня не 90-е. Ребёнку стукнуло шестнадцать, и хотел бы я знать, что сталось с его отцом. Когда дети вырастают – с чем мы остаёмся? (Сам Варламов, переквалифицировался в сочинителя биографических досье для «ЖЗЛ»).

В книге Олега Зайончковского «Сергеев и городок» свежей показалась идея, что русский народ не вымер – он забился в щели таких вот «городков» и живёт мудрой, незлой растительной жизнью: «варит варенье». С тех пор ещё пять лет прошло. И что?

Не помогает от гангрены варенье. Каждый варит, куда ни глянь, – и всё равно всё плохо вокруг. Парадокс.

Видно, недаром учили сказки: сколько ни поливай труп живой водой, толку не будет. Сначала нужна вода мёртвая. Так, может, хватит уподобляться Ёлтышевым, которые «до последнего на что-то надеются»? Часто, чтобы начать действовать, необходимо понять, что надежды нет.

Хабаровск

Литература

Хабаровск

ЛИТЕРАТУРНАЯ КАРТА РОССИИ

В историю Хабаровска вписано такое большое количество широко известных литературных имён, что об этом давно пора издать книгу.

В 1930-х у истоков литературного журнала «Дальний Восток» (первоначально – «На рубеже»), да и вообще хабаровской литературы стоял Александр Фадеев. Здесь жил, работал в местной газете Аркадий Гайдар. С конца 40-х, до своей смерти в 1971-м, жил, писал грандиозные исторические романы пушкиновед, автор исследования «Пушкин и его время», бывший деникинский журналист Всеволод Никанорович Иванов. Отсюда уехал в Москву, оставив в редакции «Дальнего Востока» великую повесть о великой войне, бесстрашный фронтовой разведчик Эммануил Казакевич. Здесь работал автор знаменитого романа «Далеко от Москвы» Василий Ажаев.

Сюда в 1954-м приехала «за туманом и за запахом тайги» робкая выпускница истфака ЛГУ Римма Казакова, а уехала в 60-х в Москву уже одной из самых ярких романтических поэтесс. Вообще отношения между литературным Хабаровском и литературной Москвой – отдельная история. Когда-то так и не решился отнести в «Дальний Восток» свою первую повесть молодой военный переводчик КДВО Аркадий Стругацкий; на заре своей писательской карьеры прилетел в Хабаровск Василий Аксёнов, оставил свой рассказ, разумеется, о любви.

Яркую метафору здешнему мироощущению дал, конечно же, самый знаменитый из хабаровчан Владимир Клавдиевич Арсеньев – названием книги, написанной вскоре после всемирно известной «Дерсу Узала», – «Сквозь тайгу»… Внесли свой вклад в русскую литературу немало хабаровских поэтов и прозаиков, среди которых Иван Басаргин и Иван Ботвинник, Алексей Вальдю и Василий Ефименко, Владимир Клипель и Николай Наволочкин, Андрей Пассар и Григорий Ходжер, Степан Смоляков, Пётр Комаров, Виктор Еращенко…