Литературная Газета 6250 ( № 46 2009)

Интересен в этом смысле пример Швеции. Передо мной книга известного шведского экономиста Класа Эклунда «Наша экономика», русское её издание, редактором которого мне довелось быть. Тема «Государство и экономика» – ключевая в этой книге, развитие средств государственного воздействия на экономику рассматривается в ней в историческом аспекте. Жизнь постоянно требовала такого вмешательства, и рождались, казалось, универсальные способы регулирования. Они давали положительный результат, но через какое-то время неизменно обнаруживалось, что, не решив до конца одну проблему, они создают несколько новых, ещё более сложных.

Шведская модель – это тип созидательной, успешной рыночной экономики с передовыми предприятиями, которые выдерживают жесточайшую конкуренцию на мировых рынках.

Те прибыли, которые были получены благодаря развитию шведского экспорта, стимулировали развитие всей шведской экономики, сделали возможным создание общества благосостояния с широкой системой социального обеспечения. Именно это иногда называют шведским социализмом. Но в таком случае – это социализм, существующий в симбиозе с успешно функционирующим капитализмом в качестве необходимого условия». Как видим, в этом пассаже капитализм и социализм отнюдь не противопоставляются.

После 1970 года развитие пошло медленнее, и в начале 90-х годов разразился экономический кризис, имевший тяжёлые последствия для занятости и состояния шведских государственных финансов. Тогда и появилась потребность в пересмотре всех аспектов экономического развития, прежде всего – роли общественного сектора экономики и эффективности социальной политики государства.

Шведское общество часто называют социалистическим. Я, как и Гунар Веттерберг, не склонен согласиться с этим определением хотя бы потому, что это общество развивалось на основе функционирования капитала, предпринимательства, конкурентного рынка. Понятия «капитализм» и «социализм», по моему мнению, стали трудноупотребимыми, поскольку они отягощены множественными смысловыми значениями, приобретёнными за длительный период своего существования, да и вообще не отражают сегодняшней реальности.

Однако шведский кризис я всё же назвал бы кризисом социалистичности, потому что обнаружилась несостоятельность тех именно элементов общественного устройства, которые связывались с понятием социалистических ценностей. Это прежде всего перераспределение национальных ресурсов с помощью коллективных решений, превращение социальной защиты слабых в нечто качественно иное – в уравнительное распределение благ, определяющих, в частности, деятельность систем здравоохранения и образования. Шведы столкнулись с тем, что население не желает платить налоги, сильно возросшие с увеличением числа пенсионеров из-за продления жизни, а также расширения спектра потребностей, но не хочет и отказаться от разного рода социальных благ и льгот, обеспечиваемых государством.

В этих условиях шведы отнюдь не бросились в крайность, не отказались от ряда преимуществ общественного сектора, но заново изучили его потенциал, возможности функционирования в новых условиях, а также способы удовлетворения потребностей граждан с помощью частного сектора. То есть – за счёт гибкого сочетания достоинств общественного и частного секторов.

Насколько же легкомысленнее поступили наши реформаторы, разрушив многое из того, что было нажито трудным опытом, что было несовершенно, но требовало не уничтожения, а именно совершенствования. Шарахнулись от всего, что «пахло» социализмом, даже если это и не социализм вовсе, а общечеловеческие достижения, гуманистические ценности, такие как солидарность, равенство, совместные действия граждан тогда, когда без них не обойтись.

Наш социализм и шведский, если всё же так его называть, складывались по-разному. У нас он был «введён», объявлен, а капиталисты, носители экономических инициатив, уничтожены. У шведов общественный сектор, именно общественный, а не просто государственный, формировался естественно, вырастал из потребностей экономического и социального развития, потребность эту на каком-то этапе испытывал и капитал.

Так, видимо, Бог дал возможность испытать социализм (или его элементы, некоторые принципы) в разных ипостасях: как результат революции, в форме мобилизационной системы, организуемой тоталитарным государством, и как продукт естественного экономического и культурного развития, в условиях демократии и участия. Одной системе сопутствовали человеческие жертвы, подавление личности и нищета, другая развилась в общество благосостояния и уважения прав человека. Однако там и тут проявилась несостоятельность многих элементов, которые отождествлялись с социализмом. Прежде всего – обобществления, огосударствления экономики в значительных масштабах, попыток организовать исключительно централизованное управление и уравниловки, за которую уже в начале 70-х особенно критикуют шведскую модель.