«Берм!» – в ужасе восклицали рогатые варяги-викинги, когда достигали здешних мест. Что означало «дальняя земля», «край света». Это восклицание стало паролем, переброшенным через толщу веков. «PERMM!» – слышат дремучие первопроходцы отзыв, исходящий из уст нынешнего носителя варяжьих рогов. Именно так, на латинский манер, не без фонетической издёвки, и нарёк галерист Марат Гельман Музей современного искусства, что причалил в одночасье, аки обветренная ладья праотцов, к пристани Речного вокзала в Перми. Причалил, дабы расположиться на том самом Речном вокзале, по коему гуляли сквозняки банкротства и ничейности. Вот только на месте «края света» теперь маячило совсем иное предначертание.
Никакой это не «край света» и даже не столица Пермского края, как, скажем, Красноярск – Красноярского, а, представьте себе, «культурная столица России»!
Таковой во всеуслышание провозгласил Пермь на недавнем экономическом форуме, проходившем на берегах Камы, соушкуйник Гельмана, краевой министр культуры Борис Мильграм. Однако с первоисточником – никакого противоречия. Что «Берм!», то и PERMM. Всё равно край света. Даже на заре третьего тысячелетия. Тут до Гельмана с Мильграмом был пустырь. Одни пермские боги в художественной галерее – эхообразные идолы, отсылающие к временам крещения «края света» Стефаном Великопермским. А сейчас Пермь, как заметил сам Гельман в московском клубе «Сноб», «город, ещё вчера известный только тем, что там ГУЛАГ, бла-бла, вдруг преобразился».
Более всего пермяков переклинило этим мимоходным «бла-бла». Варяжьи рога новоиспечённого директора начали так угрожающе разветвляться, что за ними не стало видно вполне милых ушей. А ведь именно уши – наиболее выдающаяся часть нашего главного героя. Ежели приглядеться, они везде – в прошлом и настоящем: в коридорах ли Останкино, на токовище ли СПС, в зазоре ли между Глазьевым и Рогозиным, в хате ли Виктора Януковича, в Министерстве ли культуры Пермского края, в Общественной ли палате…
Пермь – это рискованные полёты на «Блерио» над камскими просторами начала ХХ века одного из первых русских авиаторов Василия Каменского, автора «железобетонных поэм» и ёрнического фаллоса на дверях своего футуристического дома в селе Троица (чем вам не пример актуального искусства за сто лет до его насаждения в Перми?). Это Александр Грин (тогда ещё Саша Гриневский), рассказывающий в пермской чащобе сказки лесорубу Илье и, как явствует его «Автобиографическая повесть», почувствовавший себя в тот миг сочинителем. Это – Ленинградский Кировский театр в годы Великой Отечественной, прививший городу ростки его будущей балетной славы. Это подросток Игорь Виноградов, сын секретаря обкома КПСС, бегавший на выступления Галины Улановой и Татьяны Вечесловой и в художественную галерею – поглазеть на тех самых пермских богов и ещё не ведавший, что станет сподвижником Александра Твардовского в «Новом мире» и годы спустя – Владимира Максимова в «Континенте», а ныне – главным его редактором. Пермь – это эвакуационный взлёт Вениамина Каверина и Юрия Тынянова, дописывавших здесь один – «Двух капитанов», другой – «Пушкина». Это Арам Хачатурян, тогда же в этом городе создавший балет «Гаянэ», а Сергей Прокофьев – «Золушку». Это детский писатель Виталий Бианки и роковая Лиля Брик, сотворившая в ту пору и выпустившая в местном книжном издательстве своего «Щена». Пермь – это детдом в деревне Чёрной, где был укрыт от военного лиха будущий народный артист России Михаил Козаков. Это Борис Вахтин, сын писательницы Веры Пановой, ещё не предугадывавший в себе, ребёнке, одного из авторов грядущего альманаха «МетрОполь». Конечно, не пермские. Конечно, прибывшие. Но бросьте в того камень, кто назовёт их варягами!
Да, Пермь – ГУЛАГ, на чью проволоку крепится и крушение «боинга», и кража века в лице инкассатора Шурмана, и кипящий горящим пластиком ночной клуб «Хромая лошадь». Но Пермь – ещё и крещендо державы, потому что здесь был сбережён генофонд страны, иссечённой и иссушённой войной. На этом обстоятельстве мало кто настаивал, но нам оно ещё понадобится, чтобы уяснить причину гражданской активности по-пермски, отразившейся в идущем противостоянии многих сторон и лиц.
КОГДА СРАБОТАЛО КРЕЩЕНДО