Литературная Газета 6259 ( № 55 2010)

– У меня дурное предчувствие, – с ударением произнёс он. – Быть может, то, о чем я говорю, и не случится сейчас, но это случится. Это злой посёлок, посёлок неудовлетворённых и одиноких. Это самые страшные люди! И всё потому, что мы разучились радоваться, смеяться. Все угрюмые, недовольные, раздражённые.

Доктор перевёл дыхание.

– Тебе придётся познать жизнь, – сказал он, и голос его дрожал от возбуждения. Он взял за плечи молодого журналиста и повернул к себе так, что мог глядеть ему в глаза. Со стороны можно было подумать, что они собираются обниматься. – Я не успею тебе стать опорой, меня раздавят. Я это чувствую.

Подойдя к дверям своего тесного и грязного кабинета, доктор робко выглянул в коридор. Когда он вернулся, страх в его глазах постепенно уступил место сомнению. Перейдя на цыпочках кабинет, он нервно потрепал Алексея по плечу.

– Если не теперь, то когда-нибудь… – прошептал, качая головой. – В конце концов я буду уволен, бессмысленно уволен.

И доктор начал уговаривать Алексея.

– Вы должны исполнить одну мою просьбу, – настаивал он. – Если со мной что-нибудь случится, быть может, вы сумеете дописать эту книгу, которую, возможно, я никогда не напишу. Её идея очень проста: каждый в этом мире – Христос и всех распинают. Это и есть то, что я хочу выразить. Так не забудьте! И что бы ни случилось, не смейте забывать!

С минуту доктор молчал, словно сам переваривал то, что сказал молодому журналисту.

– Я вам вот что ещё скажу, Алексей, – повелительно произнёс доктор. – Если, занимаясь газетной работой, вы надумаете стать писателем – что ж, это неплохо. Только, мне кажется, для этого вы должны проснуться. Пришло время познать вам жизнь. – Голос его дрожал от возбуждения. – Пришло время взросления.

И доктор ушёл, оставив Алексея в полном смятении. Подавленный молодой журналист осторожно двинулся вперёд по переулку. На него напала собака, пришлось отгонять её камнями. На пороге одного из домов показался человек и прикрикнул на пса.

Алексей шёл по улице, ступая мягко и бесшумно, и вдруг он поймал себя на мысли, что ему хочется напиться, чего раньше за ним не водилось.

Это был вечер, способный опьянить любую чувствительную натуру. Деревья на улице посёлка только что оделись новой нежно-золотой листвой, люди копошились на огородных грядках, а в воздухе затаилась тишина, какое-то безмолвное ожидание, будоражившее кровь.

Алексей зашёл к «Еве». Он опьянел от пива очень быстро, а когда в голове зашумело, встал и двинулся по дороге прочь от посёлка. Возле моста Алексей присел. Хотел было выпить ещё, но он почувствовал себя плохо и поспешно спрятал припасённую бутылку обратно в карман куртки. Алексею казалось, что голова у него кружится, словно флюгер, а потом уносится в пространство. Он поймал себя на мысли, что действительно в свои двадцать четыре года живёт не так, как остальные молодые парни его возраста. Он редко посещал клубные дискотеки, считая, что ему там нечего делать, почему он так считал, он не мог себе вразумительно ответить, скорее всего потому, что так считала мать. У него нет девушки, когда вокруг парни только и делают, что ходят в обнимку со сверстницами и тискаются с ними в укромных местах, а он ещё даже нецелованный. У него нет друзей, он особо по этому поводу не переживал, но вдруг себя спросил: а почему у него нет друзей?! Кто в этом виноват – он или… Или кто?! Нагромождение мыслей, атакующих его не совсем трезвый мозг становилось всё сильнее и сильнее. Справиться с этим наплывом сил уже не было, Алексей снова достал из кармана бутылку пива и залпом осушил её. «Завтра я им всем покажу, и особенно этому Петрову! Кто он такой, чтобы меня учить жизни?» Мысли путались, сбивались, перепрыгивали, обрывались, пока окончательно не исчезли. На душе стало спокойно и умиротворённо, словно мир смазали подсолнечным маслом.

Утром Алексей так и не смог вспомнить, о чём он так долго болтал с доктором.

Больше они не встречались и не общались. Доктор проработал ещё два с половиной года в больнице и умер естественной смертью фактически после кончины матери-старушки. За его гробом шли не больше десятка людей, среди них были старик Митрофанов и Алексей. После похорон он зашёл в дом доктора. Его поразила простота, почти убогость квартиры. Алексею вспомнились слова доктора, сказанные ему как бы невзначай: «Не может человек уйти из этого мира и ничего не оставить после себя».

Алексей пришёл, чтобы найти недописанную книгу доктора, ему очень хотелось её дочитать. Он открыл ящик рабочего стола – пустота и пыль, будто с момента покупки этого шедевра социалистической мебельной фабрики никто туда не заглядывал. Алексей с каким-то неистовым упорством стал открывать остальное – опять пустота… Он даже открыл створки архаичного фанерного шкафа – ничего. В этот же вечер он попросил у больничного сторожа, который приходился по материнской линии ему родственником, открыть ему кабинет доктора. Родственничек не сразу согласился, но купленная заранее бутылка «Столичной» быстро разрешила вопрос.