Литературная Газета 6259 ( № 55 2010)

Пушкинист Н.В. Измайлов. В Петербурге и Оренбурге / Сост. А.Г. Прокофьева и С.А. Фомичёв. – Калуга: Золотая аллея, 2009. – 256 с.: ил.

Сборник, подготовленный сотрудниками Пушкинского Дома и Оренбургского педагогического университета, посвящён Николаю Васильевичу Измайлову (1893–1981). Он «принадлежал к замечательной плеяде первого послереволюционного поколения учёных, так много сделавших для изучения творчества великого поэта». В 20-е годы возглавлял рукописный отдел Пушкинского Дома, участвовал в подготовке 16-томного академического собрания сочинений поэта, написал о нём множество работ. Учёного дважды арестовывали – последний раз в 1929 году по «академическому делу». В 1941 году он вынужден был переехать в Оренбург. В 1953 году вернулся в Ленинград, в Пушкинский Дом. Воспоминания Н.В. Измайлова о нём открывают «петербургский» раздел книги, «оренбургский» – его статья об источниках «Истории Пугачёва». Её значение, по мнению В.Э. Вацуро, состоит, кроме прочего, в том, что такими работами «Пушкину было возвращено его законное место в русской историографии, право на которое отрицали за ним как современники, так большинство дореволюционных исследователей». Публикуются также воспоминания об учёном его петербургских и оренбургских коллег и учеников.

Долли Финкельмон. Дневник 1829–1837 . Весь пушкинский Петербург / Публикация, сост., вступ. и закл. статьи, комментарии и примечания С.П. Мрочковской-Балашовой. – М: Минувшее, 2009. – 1008 с.: XXXII с. ил.

Дневник графини Долли (Дарьи) Финкельмон впервые полностью опубликован на русском языке. Можно без преувеличения назвать это событием в пушкинистике. Главная ценность дневника – хроника пушкинского Петербурга, подробно записываемая на протяжении девяти лет. Первые исследователи записей Финкельмон старались «выудить», вырвать из контекста места, посвящённые Пушкину и Наталье Гончаровой. Однако эти отдельные фрагменты в отрыве от основного массива текста выглядели зачастую куце и неубедительно. Образ Пушкина неотделим от его времени, от имён десятков и сотен его знакомых, друзей, недругов, видных современников. Описания светских приёмов, балов, меткие и исчерпывающие характеристики, даваемые Финкельмон тем или иным людям, – важный документ ушедшей эпохи, который представляет интерес как для специалистов, так и для простых читателей.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии:

И грешников, и праведных смущая

Литература

И грешников, и праведных смущая

ПОЭТОГРАД                                                                                                                                                           

Елена РЫХЛОВА

***

Говаривала бабушка моя:

«Напраслина – подарочек из рая».

Над этими подарочками я

то плачу, то со смеху помираю.

Кто рад во всех пороках обвинять,

кто чествует, не зная угомону.

Не делайте, прошу вас, из меня

ни уличную девку, ни икону.

А впрочем, слухи – что, уйдут они.

Лишь одного до исступленья жаль мне,

что я кругом, куда ни поверни,

чужая в церкви и в миру чужая.

Так жаль, что я повсюду неправа

и для меня теперь одно и то же –

чужого мужа в губы целовать

и рваных голубей спасать от кошек.

Что всё во мне живёт – и дух, и плоть,

и грешников, и праведных смущая.

Но, может быть, простит меня  Господь,

как непутёвых мы детей прощаем?

***

Мы позировали фотографу,

ненароком касаясь локтями.

Ты шутил: «Не держите нас долго так,

нас друг к другу безудержно тянет».

Как боялись мы в сумерках вечера

наши чувства всерьёз обнаружить!

Нам на головы, светом очерченный,

лился свет из фонарного душа.                                                                       

Мы стояли смешные, промокшие,

с колотящимися сердцами…

А фотограф сердился: «Ну что же вы!

Ближе встаньте, не видите сами?»

***

Я жила бы ролью, мне завещанной:

щи в печи, на ставнях петухи…

Мне не повезло родиться женщиной,

потому что я пишу стихи.

Срок придёт – не спрячешься за юбкою:

скольким слово головы снесло…

Оттого, что дочь в ночи баюкаю,

мне поэтом быть не повезло –

ведь и для неё живу на свете я!

Как мне объяснить в её годки,

что в смертельной битве за бессмертие

не за грудь хватают – за грудки?

Что полито кровью всё хорошее,

а всего обильней – добрый стих.

Не простит мне дочь свою заброшенность.

Бог – талант зарытый не простит.

***

Немало райских мест найдётся,

но мне отрадней в месте том,

где лес просеивает солнце,

ветвей качая решето.

Смотрите – весь в лучистых пальцах

огнём росы заполыхав,

как на дрожжах он поднимается

на сгустках пористого мха!

Он этим вкусным хлебным вдохом

любых обид сгоняет жуть.

И потому, когда мне плохо,

сюда я, к лесу, прихожу.

Я здесь всё чаще: людям тесно

теперь носить сердца в груди.

Мир глух. И кажется – из леса

и смысла нету выходить.

Но вдруг да посветлеют лица?

Лес так богато озарён –

как я могу не поделиться

той добротой, что дарит он!

***

Не такой уж я грибник,  вам признаться,

только лес мне – что коту валерьянка.

День-деньской люблю по лесу слоняться,

даже если что ни гриб – то поганка.

Я людей люблю прекрасные лица,

пусть всё чаще попадаются рожи.

Мне бы надо хоть чуть-чуть сторожиться,

да ведь я не становлюсь осторожней.

Вроде опыт есть уже за плечами,