Литературная Газета 6260 ( № 56 2010)

– Не утрачивает ли ныне свою актуальность формула «Поэт в России больше, чем поэт»? Не становится ли современная литература таким же средством массового развлечения, как, например, телевизионные ток-шоу?

– Этого нельзя оспорить. Однако российскому читателю (в данном случае неважно, прав он или не прав) трудно отрешиться от мысли, что всё, о чём писали наши классические авторы, входит в состав некоего главного мирового действа и что самые важные для мира события совершаются здесь и сейчас. Потрясения только что минувшего века, объектом, а нередко и источником которых была наша страна, лишь утвердили нас в этом, может быть, отчасти «третьеримском» чувстве. Мы до сих пор пребываем в тайной уверенности, что без нашего участия в мире ничего не случится.

– Ваш симпозиум – праздник не только для российских гуманитариев, но и для тех научных сил, которые отнюдь не по своей воле оказались за пределами когда-то единого культурного пространства. Не исчезло ли вместе с его распадом само понятие «интеллигенция», и может ли когда-нибудь возродиться этот национальный феномен?

– Обратите внимание: ещё со времён «Вех» главным обличителем интеллигенции выступает сама же интеллигенция. Жесточайшие инвективы в свой адрес произносят сами властители дум. Между тем «народ» (понятие тоже весьма условное) вовсе не склонен клеймить тех, о ком принято говорить «А ещё в шляпе!» (само построение этой фразы содержит некую печальную укоризну, сожаление о том, что «шляпа» маскирует нравственные несовершенства её обладателя). Слава богу, нынче народ не рушит холерные бараки и не избивает врачей, хотя надо признать, что квалификация некоторых из них даёт для этого известные основания. Народ уважительно относится к образованию, к знаниям, к правде, которую, как он надеется, возвестят ему люди просвещённые. Нужды нет, что он часто горько обманывается. Но от Чаадаева до Бердяева и Франка (и дальше – вплоть до А. Зиновьева) отечественные интеллектуалы скептически оценивают собственные шансы.

Вообще проблема интеллигенции и народа решается просто: народу надлежит стать интеллигенцией, в высшем, разумеется, смысле. Абсолютно всему народу. И нет смысла гадать о будущем русской литературы: оно столь же непредсказуемо, как и будущее страны, которую эта литература обессмертила и ввела в круг высшей мировой жизни. Никому не дано знать, продлится ли в XXI столетии культурная гегемония России или же мы станем «провинцией у моря», если, конечно, нам это море великодушно оставят. Гоголь сказал в 1834 году: Пушкин – это «русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез 200 лет».

Правда, пока мы движемся в направлении прямо противоположном. Вот недоросль, радостно гогочущий над скабрёзностями очередного шоумена, пытается уверить меня, что Лермонтов умер раньше Пушкина (и тогда напрашивается вопрос – не написано ли последним «На смерть поэта»?), зато Гоголь дожил до семидесяти. Это не ошибка индивидуальной памяти, это ментальный провал... Наш искромётный телевизионный юмор имеет к этому факту самое прямое касательство. Не важно, что, где, как и когда, главное – сделайте нам смешно. Так вскоре мы дружно прохохочем страну.

– На симпозиуме острая дискуссия развернулась во время круглого стола, посвящённого близящейся столетней годовщине ухода Льва Толстого. Чем вы можете объяснить всплеск интереса к трагедии уже вековой давности?