Литературная Газета 6266 ( № 11 2010)

– Покупатель детской книги до известной степени консервативен, поэтому в первой десятке рейтинга нет неизвестных широкому читателю имён, за исключением разве что Виктории Кирдий (да и то с некоторыми оговорками). Книга иркутской художницы на первый взгляд похожа на красивый блокнот, разглядывая который, однако, невозможно удержаться и не сочинить собственной сказки. Новое издание детской поэзии Юнны Мориц, книга «Рождество» по мотивам анимационной ленты Михаила Алдашина, сборник стихов Ирины Пивоваровой, который уже невозможно сыскать нигде, кроме «Лавочки», папка с книжками Юрия Васнецова популярны у посетителей уже давно. Переиздания самой известной сказки Александра Шарова ждали около двадцати лет, а рисованных историй Николая Радлова и того больше – отрадно, что теперь они нашли место на полке маленького читателя. Ассортимент «Лавочки» можно назвать «рукотворным»: за появлением книги на полке, как правило, стоит чья-либо рекомендация, благожелательная оценка, на худой конец спор. Книги крупных издательств отбираются особенно тщательно, дабы в их рядах не потерялись замечательные издания малых и средних издательств. У нас особенный посетитель, вдумчивый и не терпящий суеты, настоящий знаток и ценитель детской книги.

МЫСЛИ О ВЕЧНОМ

Магазин «Фаланстер на Винзаводе»:

1. Павел Пепперштейн. Весна.

2. Роберт Грейвс. Мамона и Чёрная Богиня.

3. Жорж Батай. О Ницше. Воля к шансу.

4. DJ Stalingrad. Исход.

5. Вадим Белобров, Олег Попов. Джунгли для белых.

6. Адига Аравинд. Белый тигр.

7. Вера Полозкова. Непоэмание.

8. Дональд Томпсон. Как продать за 12 миллионов чучело акулы.

9. Владимир Мартынов. Пёстрые прутья Иакова.

10. Чарльз Буковски. Юг без признаков Севера.

Максим СУРКОВ, «Фаланстер на Винзаводе»:

– Рейтинг в магазине «Фаланстер» всегда субъективный и зависит в первую очередь от предпочтений сотрудников, при этом цифры продаж, как правило, особой роли не играют. Поэтому некоторые книги будут находиться в рейтингах всегда, несмотря на отсутствие продаж, и в то же время книги успешно продающиеся могут не удостоиться чести попасть в рейтинг.

ОТ РЕДАКЦИИ. Рейтинг «Фаланстера» при всём упоре на субъективные симпатии выглядит весьма разнообразным – тут и классики минувшего века в лице Роберта Грейвса и Чарльза Буковски, и современная, живая, провоцирующая споры философская литература («Пёстрые прутья Иакова»), и популярные сейчас имена, и новинки переводной прозы.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Несерийное убийство

Искусство

Несерийное убийство

РАЗБОР

27 марта – Международный день театра

«Приглашение на казнь» Владимира Набокова обрело сценическую жизнь на подмостках РАМТа

На первый взгляд сама идея сценизации набоковской прозы кажется чистым безумием (не потому ли столь немногочисленны попытки и столь камерны сцены, на которых эти попытки обычно осуществляются?). Особенно потому, что для Набокова сверхценны вовсе не события, в которые вовлекаются созданные им персонажи, а то, как эти персонажи воспринимают происходящее с ними. То есть не действия, а переживания. «Эффект Набокова» – в смещённости фокуса. Цинцинната, меряющего шагами камеру, гнетут не каменный пол и обшарпанные стены и даже не крошечность ломтика неба в зарешёченном оконце, а пушистый паук, которого надзиратель кормит с той же регулярностью, как и самого узника. Этот паук повиснет на своей абсолютно правильной паутине и на стене театральной «камеры». Прибавим к этому, что пространство «Приглашения на казнь» ограничено цинциннатовой темницей, и всё происходящее в ней суть растянутое во времени ожидание неизбежного финала. А «непрозрачность» героя, за которую он и пойдёт на плаху, выразить действием ещё сложнее, чем словом: «Я тридцать лет прожил среди плотных на ощупь привидений, скрывая, что жив и действителен».

Ну и как, скажите на милость, удержать в таких предлагаемых обстоятельствах зрителя? Тем более молодого, с его растворённым в крови экшеном, который нередко становится для него единственным мерилом реальности окружающего мира, с неуёмной жаждой выделиться среди себе подобных, которая премило уживается с циничным неприятием инаковости, непринадлежности к стае. Все пояснения про Набокова и про Цинцинната, помещённые на программке-приглашении, хоть и не лишены налёта морализаторства, всё же необходимы, ибо адресованы как раз ему, молодому да раннему, Набокова (кстати, морализаторства не выносившего на дух), скорее всего, не читавшему, а привлечённому в театр некоторой хорорностью названия спектакля.