Литературная Газета 6268 ( № 13 2010)

Поэтому даже не прозаиков самих из этой группы «новых реалистов», а скорее, критика Павла Басинского можно упрекнуть в недостаточности усилий по продвижению талантливых писателей на ведущие идеологические позиции в нашем обществе. Или время ещё не пришло? В очередной раз как крупное литературное явление «новые реалисты» не состоялись. Каждый находил себя в одиночку. Я уже писал, что все девяностые и нулевые годы в нашей литературе было много ярких талантливых одиночек, но как бы отсутствовал литературный процесс, отсутствовало общее космическое поле. Не было импульса развития самого общества.

И вот уже по третьему кругу новые молодые критики, тот же Рудалёв, Левенталь, Беляков, попробовали уловить третье дыхание «нового реализма». Кстати, небрендовый, повторяющийся термин можно заменить другим. Например, «новые левые», ибо большинство молодых прозаиков занимает левые политические позиции, или «протестная литература», «новая социальность» – какой термин приживётся, тот и останется в истории и литературы и общества. Я согласен с утверждением Рудалёва: «Молодой писатель – существо социальное. Не возьмёте в реалисты – пойдёт в «метафизики»…» И в самом деле, на тусовках мамлеевско-сибирцевского клуба метафизиков, на встречах нового Гражданского литературного форума увидишь всё тех же Захара Прилепина и Романа Сенчина, Сергея Шаргунова и Дениса Гуцко. Объединяет всех якобы «метафизиков» и якобы реалистов попытка прорыва из душного безнебесного пространства литературы. Отказ от литературной камерности. Безоговорочно согласен с Вадимом Левенталем: «Новый язык возникает тогда и только тогда, когда слова, которыми выражали истину раньше, стираются, дух испаряется из них, как из музейных экспонатов, и вот для того, что пришло мне в голову, нет готовых слов – их приходится изобретать заново. Что, Пушкин занимался тем, что приращивал смыслы? Толстой изобретал язык? Маяковский формально экспериментировал? Задним числом мы признаём это, но секрет в другом: этим людям важно было сказать то, что их мучило, и только во-вторых, чтобы это сказать, пришлось обновить язык».

В нынешний период кризиса мечты о будущем, кризиса всяческих идей и смыслов эта попытка молодых писателей дорогого стоит. И есть уже крепкие кирпичики в фундаменте новой мечты. Это и «Санькя» Прилепина, и «Ёлтышевы» Сенчина, и «Я – чеченец» Садулаева, и «Библиотекарь» Елизарова, и «Челобитная» Емелина. Кто из них лично прорвётся в большую литературу – время покажет. Главное – не заблудиться в хороводе тусовок, понять, что все пиары и шумиха проходят, а остаются только сами книги, вошедшие в стержневую словесность русской литературы. Впрочем, думаю, что их молодые идеологи это понимают. Тот же Левенталь пишет: «Великая литература может быть только у народа с великой судьбой. В тихой уютной маленькой стране, у народа без мечты, в государстве без имперских амбиций не может быть великого поэта. Тут уж надо выбирать…»

И пусть сосуществуют наряду со стержневой словесностью книги Иличевского, Славниковой, Михаила Шишкина или даже Макса Фрая, как сосуществовали наряду с большой литературой, с книгами Андрея Платонова и Михаила Шолохова, Александра Фадеева и Михаила Булгакова в двадцатые-тридцатые годы ХХ века книги Добычина или Вагинова. Но никогда замечательные и любимые мною Константин Вагинов или Леонид Добычин не определяли и не будут определять космос русской литературы, нашу стержневую словесность. Камерность в литературе хороша, когда есть литература великого смысла. Прорвутся ли наши молодые «новые реалисты» к новому смыслу эпохи? К космосу в своей прозе? Будем надеяться. Знаю только, что тот, кто не пытается прорваться, никуда и не прорвётся.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Нагая свобода

Литература

Нагая свобода

ЛИТПРОЗЕКТОР

Ольга ШАТОХИНА

Последняя книга покойного Василия Аксёнова – безусловно, подарок для любителей разгадывать ребус на тему, кого автор вывел в качестве того или иного персонажа.

Чтобы современный читатель, иной раз убеждённый, что, переворачивая страницы, он уже трудится как Стаханов, даны подсказки, да что там – прямо-таки инструкции по дешифровке.

«Вот, например, Роберт Эр. Читатель сразу понимает, что речь идёт о Роберте Рождественском, который любил подписываться инициалами «Р. Р»… Кукуш Октава – это живая маска для Булата Окуджавы. Булат – это сталь, оружие, слово, не очень-то соответствующее мягкому, грустному характеру нашего гения… Евтушенко получил имя, возникшее на фонетической близости, – Ян Тушинский… Андрей Андреевич Вознесенский в романной ипостаси стал Антоном Антоновичем Андреотисом… Гениальная Белла Ахмадулина становится просто Нэллой, а её фамилия превращается просто в возглас восторга – Аххо!».

Так что искатели потаённых смыслов не перетрудятся – всё как на ладони. Смакуй не хочу.