(«Теперь всегда снега»).
Меньше всего мне хочется смеяться над чистосердечным стариком. Однако я не могу не сказать, что он ошибся, избрал ложный, тупиковый путь. Поэт – не шаман, он должен работать со словами и с их смыслами, а не с мантрами и словесными вибрациями. Да, поэзия сакральна – но ненамеренно; поэзия – не более чем великолепная игра. Насильственно сакрализируемая поэзия перестаёт быть поэзией. Не становясь при этом литургией, мессой или иным религиозным обрядом. Превращаясь в бессмысленную причуду с шарлатанским оттенком.
Ты спросишь: а как же огромная и неоспоримая слава Айги в Европе – во Франции, в Германии?
Отвечу тебе так: Европа хочет полюбить современную Россию, её культуру, но не может этого сделать; российская культура для изящной Европы слишком утяжелена – политическими безднами, социальными проблемами, иерархическими разборками (вечными спорами о том, кто перед кем должен кланяться), феодализмом, нигилизмом. И когда в российской культуре появляется нечто подчёркнуто неиерархическое, вневременное, метафизическое – восторгам Европы нет предела. Так европейские киноманы превознесли фильмы Звягинцева, потому что в этих фильмах нет парткомов, чиновников, бандитов, ментов и затравленных интеллигентов, а есть лишь архетипы и ландшафты (а российские зрители кино Звягинцева восприняли прохладно).
Вот и Айги в Европе восславили – по тем же причинам. Простодушное азиатское шаманство Айги, словно эхо, отразилось от Европы и вернулось в Россию – стократно усилившись, приобретя европейские обертоны. И дав начало поточно-производственному шарлатанству от поэзии.
Нынешние шарлатаны – не в пример Айги – тёртые и практичные ребята. Они поставили создание бессмыслицы на конвейер, превратили графоманию в бизнес.
Друг мой, вчитайся ещё раз в первую строку этого текста. Не кажется ли тебе, что все слова этой строки не связаны между собой? А какое отношение первая строка имеет к последующей второй? Сдаётся мне, что никакого.
А теперь представь, что сей текст был бы не в «Знамени», а в портфеле пришедшего с улицы дяденьки. И ещё представь, что назывался бы он не «Авессалом в регистрах…», а «Подлые марсиане засели в нашей мэрии» или «Тёща облучает меня торсионными полями». Ведь в этом случае данный текст был бы оценён совсем иначе.
Мне очень не нравятся подобные «пьер-менаровские» эффекты. Пушкину, Блоку, даже Мандельштаму не требуются интеллектуальные соусы-комментарии. Драгомощенко же они необходимы. Потому что, как говаривал Эркюль Пуаро, «густой соус нужен, чтобы скрыть тухлую рыбу». Если бы не соусы из Жижеков и Делёзов, Драгомощенко справедливо воспринимался бы всеми как графоман.
Ну что это такое:
(Аркадий Драгомощенко.
Изучая язык Nuku-tu-taha. –
Знамя, 2009, № 8).
Если эти отвратительные недоваренные гавайские макароны под соусом Рассела – лирика, тогда, к примеру, Сергей Есенин – не лирик и не поэт.
Видишь ли, мой друг, графомания – естественный компонент культурной экосистемы. Поэт-гений может возникнуть лишь как наивысшее воплощение почвы-среды, взрастившей сотню-другую поэтов-графоманов. Гении не приходят вдруг и сразу: Пушкин невозможен без графа Хвостова. Но ужасно, когда графомания выдаёт себя за «новое слово»: это смещает критерии и губит поэзию.
Вот почему я снисходительно отношусь к графомании, но ненавижу шарлатанство.
Твой Кирилл
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 4,8 Проголосовало: 5 чел. 12345
Комментарии: 21.04.2010 19:39:41 - Геннадий Сергеевич Ростовский пишет:
На литсайтах интернета...