Литературная Газета 6274 ( № 19 2010)

В один из летних дней 1943 года в штаб 322-го батальона пришла незнакомая нам девушка. Вручила приказ командира 255-й бригады морской пехоты, в котором писалось, что старший краснофлотец Ольга Васильева направляется для прохождения дальнейшей службы. Девушка хотела быть только снайпером! Тяжела служба снайпера. В бригаде мы с комбатом отговаривали Олю. Ведь она пошла на фронт со второго курса медицинского института. Но решительная девушка настояла на своём – пройдя курсы, стала снайпером.

Прошедшие двадцать два года стёрли из памяти многие детали, и я попросил Ольгу Александровну рассказать подробно о её выходах на «охоту».

– Когда я с группой снайперов прибыла с курсов, нас разместили в районе заброшенного кладбища. С утра мы привели в порядок свои землянки, а вечером командир взвода, знатный снайпер Малой Земли киевлянин Григорий Кучменко, долго разговаривал с нами, приводил примеры того, что порой случалось во время «охот».

На следующий день, перед рассветом, отправилась и я на «охоту». Но ни в первый, ни во второй выход мне не удалось найти удачную позицию. На третье утро выбрала новую точку. И когда стало светать, заметила ритмичные движения лопаты, выбрасывавшей землю. Враг копал, согнувшись. Сердце в груди как-то особенно забилось, дрогнули руки, но слабость продолжалась всего секунду. Успокоив себя, жду, когда немец поднимется. И вот только на какой-то момент он разогнул спину, встал в рост. Выстрел. Лопата осталась на бруствере, а враг ткнулся в землю. Первый! Больше в этом ходе сообщения никто не показывался…

Так открылся боевой счёт девушки-снайпера. Была сделана первая зарубка на прикладе снайперской винтовки.

– А помните мой поединок? – продолжала Ольга Александровна. – Я его никогда не забуду. Это произошло 15 августа 1943 года. Как обычно, перед рассветом по разминированной дорожке на нейтральной полосе я стала продвигаться в направлении полуразрушенного гранитного памятника.

В ложбине между могил росли ромашки, высокий репейник и большие лопухи. Тихо. До памятника оставалось метра два, когда я услышала шорох и увидела впереди слабое колебание травы. Мысль сработала молниеносно – кто-то ползёт навстречу… Стала продвигаться быстрее, но осмотрительнее. Скорей бы к памятнику, назад нельзя! Добравшись до левой его стороны, залегла и замерла… Винтовка наготове, пистолет и гранаты сбоку. Вижу: ползёт немец. Очень осторожно выдвинул голову за правую сторону памятника. Что я думала в тот момент, как действовала – не знаю. Но как-то сама рука выхватила финку из-за голенища сапога, и в долю секунды она вошла во что-то мягкое. Больше я ничего не помнила, потеряла сознание. Сколько прошло времени – не знаю. Когда очнулась, всё вновь встало перед глазами, забил озноб. Надо выполнять задание, а сил нет. Но потом собралась всё-таки с духом и продолжила «охоту». Позиция удачная, да и немцы ещё не знали, что их снайпер – это он хотел устроиться у памятника – уже мёртв, поэтому ничего не опасались. В тот день на прикладе моей винтовки появились ещё три зарубки…

Последним на её боевом счету 10 сентября 1943 года стал офицер из «батальона смертников». Вместе с другими бойцами батальона Оля высадилась на Каботажной пристани в Новороссийске.

– Мы закрепились в дальней части пакгаузов, а в ближней засели фашисты. Они заметили меня, завопили: «Фрау! Взять живой!» – и отпустили по моему адресу сальную шуточку (я неплохо знала немецкий язык). Зло взяло меня. Ну, думаю, посмотрим… В пробоине мелькнуло лицо немецкого офицера: щёки полные, холёные, в глазах – ухмылочка… Конечно, это было безрассудно, но я встала во весь рост и выстрелила. Фашист дёрнулся вперёд, повис в пробоине. Тут же последовал ответный выстрел, вражеская пуля зацепила мне правое плечо и, скользнув, остановилась в левой руке. Это была вторая рана в том бою. Первую получила от разрыва гранаты – осколок засел в ноге. Я быстро сделала перевязку. Взяла снайперку, опять встала и, превозмогая боль в плече, выстрелила. 185-й! Но тут из-за угла показался танк; развернувшись, в упор начал бить по торцевой стене пакгауза. Она рухнула, сломавшись пополам, накрыло четверых. Враг вытеснил наших автоматчиков, но мы, четверо, остались под обвалившейся стеной. Помню имена своих товарищей: Ефимыч, ему было около 50 лет, и молодые ребята: Вася и азербайджанец Али. Пять дней и ночей находились мы под развалинами.

16 сентября, на рассвете, немцы, теснимые нашими войсками, начали отходить. Мы не знали обстановки, но наступившая тишина заставила нас действовать. Выползли из своего каменного гроба, тихо пробрались к берегу бухты и, сняв одежду, бросились в холодную воду. Помогая друг другу, поплыли на противоположный берег. Сил у нас не хватало, мы начали тонуть. Не знаю уж, кто меня подобрал тогда, вытащил на катер и доставил в Геленджик, в госпиталь…