Литературная Газета 6279 ( № 24 2010)

 Память сердца : Рассказы белорусских и российских писателей / Составители А.В. Воронцов, А.К. Кожедуб, Г.М. Малей. – Минск: Издательство «Белорусская Энциклопедия имени Петруся Бровки», 2010. – 784 с.

Сорок два белорусских и восемнадцать российских авторов представили в этом объёмистом сборнике свои рассказы о войне на белорусском и русском языках. Среди писателей есть и те, кто принимал непосредственное участие в Великой Отечественной: Василь Быков, Янка Брыль, Николай Королёв, Николай Круговых, Алексей Кайко, Пилип Пестрак, Владимир Савицкий. Среди писателей более молодых поколений немало авторов «ЛГ»: помимо самих составителей – Николай Ивеншев, Николай Коняев, Евгений Шишкин, Надежда Горлова, Александр Яковлев. Их рассказы повествуют о буднях войны, о тех, кто пал на полях сражений. Хочется верить, что сборник будет тепло встречен теми читателями, для которых наше военное прошлое не только страницы истории, но и память сердца.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Но остаётся память

Литература

Но остаётся память

ПОЭЗИЯ                                                                                                                                                                                        

Сергей СОКОЛОВ

ПРАВЫЙ БОРТ БРОНИ

Погибшему танкисту

Михаилу Соколову,

прикрывшему своим танком

танк Ивана Головко

Что ж этой женщине надобно

С парой багровых гвоздик

Около вздыбленных надолбов

В майские эти дожди?

Мокрая, в лёгоньком плащике.

Старая, лик измождён...

Что же вы, милая, плачете,

Слёзы мешая с дождём?

Здесь в этом поле под Гомелем,

В пору прошедшей войны,

Воздух снаряды буровили,

Сердце пронзая страны.

Танками, острыми траками

Русское поле рвалось.

Небо пылало и плакало

Пеплом с золой вместо слёз.

В этой атаке ли танковой,

В той ли погас его свет?

Словно из прошлого, радугой

Тянется по небу след.

Утром пошёл в наступление

Тройкою танковый взвод.

На скоростях в исступлении

Губы шептали: «Вперёд!»

Коли в победу не верили б,

Танки не шли бы в штыки.

«Тигры» с «Пантерами» щерили

В ярости дикой клыки.

Танк его мчался серёдкою,

Справа танк Ванин рычал.

Пушки прямою наводкою

Били по фрицам сплеча.

Но за изрытыми пашнями,

Где разметался рассвет:

– Миша! Заклинило башню нам! –

Крикнул Ванюша-сосед.

Справа разрывом заклинило

Прямо в начале игры.

Встали вы танками в линию,

Чтобы Ванюшу прикрыть.

Справа зашёл... Дело правое.

Только немного прошло...

Брызнула огненной лавою

Пушка в кустах, как назло!

Пламенем яростным, адовым

Танка нутро занялось.

С дымом солярки – не с ладаном –

Вас проводить привелось.

Что ж не сберёг себя, Мишенька,

В том несусветном бою?!

К солнцу кровавою вишенкой

Душу вздымало твою...

Ведом ли вам перед жерлами

Вражеских пушек был страх?

Пали, пылали вы жертвами

В танковых жарких кострах.

Память останется нАдолго ль?

Только не будет другой...

В поле под Гомелем радуга

Выгнулась Курской дугой.

ПОДМЁТКИ                                                                                                             

Был приказ, как всегда,

лаконичен и строг:

Взять высотку, набрав обороты.

Им в штабах наплевать,

что мы падаем с ног,

Что у нас полегло здесь полроты.

Фланги резво рванули на Запад вперёд,

А у нас костью в горле – высотка.

Кто-то с дыркой во лбу

будет спать в Новый год,

Кто-то –

с телефонисткой-красоткой.

Был декабрь, а точнее – конец декабря,

Лапы елей под снегом согнулись.

А над той высотой пламенела заря,

Посылая к нам мины да пули.

Окопавшись по грудь

в подмосковных снегах,

Самокрутками руки мы грели.

Мы не знали тогда, что давно у врага

Каждый метр к высотке пристрелян.  

Что ж они так вцепились

настырно в неё,

Словно волки — в лосиный загривок?!

Знать, не ведали, суки,

что к ним вороньё

Ранним утром примчит на поживу!

Был приказ на атаку. Мы в ад поползли.

Пулемёты в истерике бились.

И взлетали снега

вместе с плотью земли,

Засыпая нас в братской могиле.

Пули стригли озябшие ветки берёз,

Что подход окружали к высотке.

Стало жарко, когда я по снегу пополз,

А навстречу – подмётки, подмётки.

То мысками к земле, каблуком в небеса,

То направлены к райской долине.

В карауле почётном застыли леса,

А подмётки покрыл уже иней.

Стиснув зубы,

я полз мимо трупов на дзот,

Огрызавшийся из-под осины.

Где-то стыл

наш сибирский истерзанный взвод,

А над просекой – пули да мины.

Вдруг мой взгляд упирается

прямо в каблук.

Был каблук мне знакомым до боли.

Это ж Петька в снегу –

закадычный мой друг!

Это – старший сержант

Петька Волин!

Я подмётки ему перед боем подбил,

Я б узнал те подмётки и ночью.

Но немецкий снаряд по нему угодил

И разнёс по снегам Петьку в клочья.

И чернели от крови ночные снега...

Поле русское – снежная плаха.

Я молился неведомым русским богам,

А потом я, признаюсь, заплакал.

Так, рыдая, я полз по сугробам на дзот,

Мёрзли руки от трёх гранат в связке.

За снегами пылал фронтовой горизонт

В ожидании скорой развязки.

Связка в дзоте рванула,

как кара с небес,

И осина на дзот навалилась.

Застонал иссечённый осколками лес,

И дорога к высотке открылась.

Тут уж мы озверели и встали с колен,

И в атаке сошлись рукопашной.

Наплевав на приказ,

мы не брали их в плен,

Добивая штыком в рубке страшной.

Мы Женевских не знали

ни прав, ни границ,

Мы вгрызались в немецкие глотки.

В плен попал лишь один

лейтенантишко-фриц

На покрытой телами высотке.