Литературная Газета 6285 ( № 30 2010)

Музу истории, напомню, звали Клио. То, что произошло в России дважды в течение одного столетия, смело можно назвать клиоцидом.

Коль скоро история переставала быть самой собой, и жертвы ей переставали быть добровольными. Разумеется, это лишь в ничтожной мере связано с неумением забавлять и забавляться. Главной причиной утомления явилась серьёзность. Важность исторической задачи, осознаваемая на генном уровне, раз от раза была обратно пропорциональна результату выполнения этой задачи. Нельзя без последствий в течение столетия потерять десятки миллионов единиц генофонда. Нельзя уцелевших вечно держать в чёрном теле и кормить невнятными обещаниями.

Из криминальной хроники

На Камчатке уволенный глава администрации села Парень расстрелял из обреза председателя райсовета в его рабочем кабинете, после чего сдался властям. В октябре 2009 года глава сельской администрации обращался к президенту России Дмитрию Медведеву с письмом, в котором рассказал о жизни своих односельчан. С 1997 года у них нет медработника, пожарной охраны и милиции. Связь с внешним миром поддерживается единственным телефонным аппаратом. Электроэнергия подаётся с 8.00 до 11.00 и с 16.00 до 00.00. В селе живёт 60 человек, но работу имеют лишь 15. Убийца обвинил свою жертву в неоказании помощи жителям, больным туберкулёзом.

РАБЫНЯ БЕЗ АУРЫ

Опозорившуюся пропаганду сменила массовая информация. На этапе становления её средства слабо отличались от предшествующих. Достаточно вспомнить программы Евгения Киселёва и Сергея Доренко или предвыборную кампанию 1996 года. Однако общество воодушевила возможность самостоятельно осваивать и обдумывать новостные поводы в чистом виде – без удушающих комментариев.

Воодушевление было непродолжительным. Электорат – бывший народ – быстро смекнул, что информация – это заведомо не по правде, а по договорённости за деньги. Что это «рабыня без ауры», лишённая личного взгляда и отношения, без которых русская ментальность не представляет нормального общения.

К середине нулевых информация отечественного извода приобрела привычные черты эзоповского языка, этакой шарады, когда написано «Манчестер», а читается «Ливерпуль». Для понаторевших в считывании смыслов с точностью до наоборот советских граждан трудности это не представляло. Но разочарование отложилось новыми симптомами переутомления.

Да и коронование Информации как узаконенного официоза уже означало уклонение подлинных новостей от публичного пространства в виртуальное. Да и терминология сегодняшнего официоза с его инновациями, модернизациями и трендами годится для блога и интернет-конференции, а не для живого взаимодействия объекта и субъекта власти. Говорят, это приметы постиндустриального общества. Но у нас индустриальное-то разрушено до основания.

Окрестив телевизор «зомбоящиком», народ-языкотворец умудрился одним словом передать высшую степень понимания происходящего и отведённой ему, народу, роли. Кровь и гениталии, на которые была сделана рейтинговая ставка на нынешнем ТВ, не возместили обворожительных пейзажей, отважных героев и прекрасных героинь даже уровня мыльной оперы. Запоздалые попытки повернуть вещание в сторону натужной развлекательности вызывают тошноту у самых штормоустойчивых.

Установка на посредственность ничем иным, кроме поиска героя на стороне, обернуться не могла. Людям свойственно искать героическое, то, что по-любому интереснее и совершеннее повседневности.

Поскольку виртуальные и визуальные наркотики уже проникли в кровь эпохи потребления, на этом немедленно сыграли мощные западные телекорпорации. Ведь наши сериалы можно смотреть только по приговору суда. Я как-то походя обратила внимание на то, что действие трёх постановок, идущих на разных каналах, происходит в неизменном интерьере. Но полстраны до сих пор сидит на одной кнопке, чуть ли не с ламповыми приёмниками. Если бы не технологическая отсталость, российское телевидение давно ожидал бы повальный бойкот. Все, кто мог, при всём при том, поставили «тарелки» и купили в кредит плазменные панели, по крайней мере обеспечив себе выбор. Конечно, зарубежные сериалы «Остаться в живых» и «Доктор Хауз» лишь имитируют серьёзное, но имитируют-то мастерски.

По составу эта телепродукция намного чище программы «Максимум», ибо вымысел в принципе чище и выше беспардонного – и, главное, никого не обманывающего – вранья. Четыре психологических приёма – исполнение желаний, компенсация, проектирование будущего и спасение – служат в этих новых телеэпопеях отдушинами и дают эмоционально истощённым зрителям жизненные силы. Порождения чужой фантазии переживаются сильнее, чем собственные проблемы.

Правда, перечисленный ассортимент отдушин должны в нормальных условиях предоставлять социальные институты. Но у нас их, на мой взгляд, нет и в помине.