Литературная Газета 6298 ( № 43 2010)

И тогда становится понятно, почему набожная Катерина совершает величайший с точки зрения Церкви грех – самоубийство: для неё в эту минуту нет Бога (как для Раскольникова в момент убийства: «Да, может, и Бога-то совсем нет!» – говорит он Соне).

…За это сочинение я поставила «4», потому что в нём были речевые ошибки, но рядом с отметкой написала: «Спасибо!» И подумала: а всё-таки здорово, что они такие свободные.

Да, они порой косноязычны.

Да, они на всех уровнях ошибаются.

Да, их заносит.

Но они продираются – через тернии к звёздам.

То есть к себе.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 3,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии: 24.11.2010 15:26:12 - Алексей Фёдорович Буряк пишет:

Если не о чём больше писать... то есть нет темы более нужной и серьёзной, то можно и про такое написать

Писатель под грифом «секретно»

Читающая Москва

Писатель под грифом «секретно»

ЭКСКЛЮЗИВ

В серии «ЖЗЛ» издательства «Молодая гвардия» готовится к печати книга писателя, журналиста Николая Долгополова «Абель-Фишер» о знаменитом разведчике. Выход книги приурочен к 90-летию Службы внешней разведки России. Предлагаем читателям познакомиться с новой неизвестной страничкой из биографии известного героя.

Банально, а что поделаешь: если человек талантлив, то во всём. Но тут давайте не переигрывать. Основные таланты разведчика-нелегала Фишера проявились всё же не в шелкографии, и даже не в любимой живописи, и не в писательстве. Хотя, вернувшись домой из Штатов, Вильям Генрихович помимо основной работы с удовольствием брался и за другие дела, далёкие от его профессии.

Он любил спокойно, без наскока испытывать себя в чём-то новом, неведомом и в отличие от многих не охладевал к ним, когда что-то не удавалось, не шло сразу и быстро. Возможно, именно в последние годы в Штатах он набрался терпения, которого теперь хватало. Приступал к намеченному с ещё большей тщательностью, чем раньше. Всегда старался доводить начатое до конца.

Дочь Эвелина Вильямовна оценивала перемены в отце несколько по-иному. Видела, что четыре с лишним года тюрьмы не прошли даром. Он явно сдал физически. Чуяла: точит недуг. И не зря всё чаще оставались нетронутыми в мастерской, на некогда любимом чердаке, рубанок с дрелью. Даже после ухода в формальный запас Вильям Генрихович к ним притрагивался нечасто.

Зато пришли совсем новые увлечения. Как-то рассказал домашним: пишет книгу. Нечто вроде детектива, но на собственный лад. Не спешил, не заставлял вслушиваться в каждую написанную главку, а в ответ на просьбы говорил, что повесть нуждается в правке, в редактировании. Да и отлежаться ей надо. Впечатление, будто не совсем знал, о чём он вправе рассказывать читателю. Нельзя, чтобы было очень похоже, методы работы и оперативные эпизоды должны были оставаться за полями, но и «развесистой клюквой» потчевать никого не собирался. Всё те же принятые в его ремесле «рамки дозволенного» смущали, заставляли снова и снова переписывать уже готовое. Ему откровенно не нравились книги о разведке, в чём полковник открыто признавался на встречах с молодыми коллегами по профессии, критикуя и такого признанного в те времена автора, как Кожевников. Из разведчиков творили иконы. Рисовали их «под копирку» – мужественными красавцами, сомнений не знающими. И всегда – безоговорочными победителями, о чём можно было догадаться ещё со второго абзаца. У него вызывали усмешки стрельба, метание ножей и прочих отнюдь не разведывательных атрибутов. Быстрое «раскалывание» чужих шпионов, мгновенная вербовка источников – да ещё и каких ценных! Вильяму Фишеру не суждено было пойти по стопам Вильяма Шекспира, но свой вклад в жанр детектива он внёс. Эвелина рассказывала мне о повести, подписанной «Полковник ***» в журнале «Кругозор». Я же разыскал изданную в библиотечке журнала «Пограничник» книгу «Конец «чёрных рыцарей», хотя меня и уверяли, будто всё кануло в Лету. Ничего подобного! Вот она, книжечка в 4,5 печатного листа, сданная в набор в октябре 1966-го и попавшая на прилавки в 1967 году.

Правда, Фишеру пришлось и здесь маскироваться. Даже проверено – надёжным редакторам «Пограничника» звонили откуда-то оттуда, предлагая не слишком навязываться с вопросами к автору. Пришедший в редакцию высокий, сутуловатый человек являл собой образец скромности во всём – в одежде, в поведении, в отсутствии каких-либо претензий.