Литературная Газета 6301 ( № 46 2010)

Берём библиографический словарь «Русские писатели, 20 век: «Васильев Павел Николаевич [23.12.1909 (нов. стиль 5.01.1910), уездн. г. Зайсан Семипалатинск. обл. – 15 или 16.07.1937, Москва] – поэт, прозаик, переводчик. Родился в семье школьного учителя, отец которого был выходцем из сибирского линейного казачества». А может быть, точно установить дату рождения поэта в принципе невозможно? Обратимся к опубликованному в первом номере журнала «Простор» за 1989 год отрывку из документальной повести «Степное тавро» С. Черных и Г. Тюрина. Авторы изучили фонды архивов музеев Москвы, Омска, Алма-Аты, Павлодара, Семипалатинска, Усть-Каменогорска, Зайсана и Петропавловска. И опубликовали следующее: «23 декабря 1909 года священник Геннадий Коченгин в метрической книге Александро-Невской церкви города Зайсан сделал запись о рождении Павла Николаевича Васильева, сына «учителя Зайсанской приходской школы Николая Корниловича Васильева и законной жены его Глафиры Матвеевны».

А метрические книги церквей – книги записей актов рождения и крещения, бракосочетания и смерти. Они заполнялись тем священником, который венчал, крестил и отпевал прихожан своего прихода.

Итак, можно считать, что точная дата рождения поэта Павла Васильева установлена: 23 декабря 1909 года (новый стиль – 5.01.1910).

Отдел литературы «ЛГ»

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Попробуем объясниться

Литература

Попробуем объясниться

РЕЗОНАНС

В ответ на письмо С. Славича «Цензура подкралась незаметно» и редакционный комментарий («ЛГ», №29) считаю необходимым заметить следующее.

Повесть «Гараж для лошади» заинтересовала журнал «Дружба народов» в связи с 65-летием Победы: в её ретроспекциях отражены дела крымского подполья. О сокращениях автор был уведомлен: они касались эпизодов, характерных для 94-го года, когда, как пишет автор письма, «заезжие фашиствующие ублюдки бесновались: Крым будет либо украинским, либо безлюдным!». Надо ли объяснять, почему в 2010г. неуместна полемика в подобном тоне? Возвращение в стилистику 94-го было бы злокачественным, если не злокозненным анахронизмом. Завизировать сокращения не удалось по техническим причинам – у автора не оказалось электронной связи, а посланный почтой набор выбил бы журнал из графика: сегодня письма «ходят» месяцами.

Таковы мотивы «цензуры, изобретённой Александром Эбаноидзе».

Существеннее то, чем я «похвастался» на круглом столе в Ялте. Я действительно говорил, что «ДН» предоставляет страницы литераторам, неоднозначно относящимся к России, и привёл в пример романы Яана Кросса «Полёт на месте» и Отара Чиладзе «Годори» (оба были фаворитами «нобелевских циклов», а о «Годори» С. Рассадин писал, что это единственное за постсоветский период подлинное «литературное СОБЫТИЕ»). Слово «похвастался» передаёт тональность моего высказывания. Я действительно горжусь позицией журнала в означенном вопросе. Она исходит из уважения к великой русской литературе и, я уверен, соответствует её глубинной сущности.  Т а к а я  литература – как и страна, её породившая, – не должна неврастенировать по поводу обвинений (порой оправданных, порой необъективных), что они – серьёзный повод для осмысления и обсуждения, в особенности когда речь идёт о большой литературе, а не о конъюнктурной склоке. Настаивать на ином подходе – значит ограничивать возможности своей литературы, обкладывать войлоком колокол с удивительно долгим звуком; замещать восхитительную «всемирность» мелкотравчатой провинциальностью.

А в ответ на немотивированный выпад: «Можно ли представить редактора журнала, выходящего в Тбилиси, который публиковал бы в своём издании русских авторов, неоднозначно относящихся к Грузии?» – шлю зарисовку О. Тавадзе из журнала «Наша литература».

Вифлеемская звезда

Коротка наша память. Стоит уйти одному поколению, и время поглотит всё. Разве что топонимы сохранят остатки прошлого: «Шахтстрой», ИМЭЛ, «Уши Андропова»*, парк Кирова – следы того времени, когда даже ребёнок знал, кто такой Киров, а Иоанна Богослова не знали не только дети тех лет, но даже нынешние верующие не очень-то знают.

В те самые годы мимо ИМЭЛ по направлению к «ушам Андропова» медленно шла женщина. Шла согбенная, словно неся крест на спине. С первого взгляда именно это приходило в голову – крест несёт. В сущности, так и было – она несла на спине обезноженного парализованного сына. Нормальному человеку при виде женщины с такой ношей приходит мысль об аварии, о несчастном случае. Так и думали все, кто видел её. Притормаживали, предлагали подвезти. Женщина ни за что не садилась в машину. Отказывалась с благодарностью. Она была русская и отвечала по-русски:

– Спасибо, сынок! Недалеко иду, к Иоанну Богослову. Сказали, близко это…