Читаем Литературная Газета 6305 ( № 4 2011) полностью

Чутко ощущало это и искусство разного времени и на разных уровнях. Ещё Грибоедов не только писал о настоящем, но и пророчил, передавая всю силу противостояния своего героя старому миру, всю окончательность разрыва с ним.


В 60-х годах XX века Ленинградский Большой драматический театр показал своё «Горе от ума», столь многих, хотя и по-разному, взволновавшее. Особенно произвольным по отношению к тексту казался некоторым Чацкий. И не кричал он, провозглашая разрыв, гневно и уверенно: «Карету мне, карету!», а разве что только не стонал. Однако, думается, театр был прав даже и исторически по отношению к декабризму, объёмному и многоэтапному, и нарушения правды, самой большой правды декабризма, не было, или, скорее, она тем более была выявлена: Чацкий мог из фамусовского дома, из фамусовского мира убегать, мог из него и уползти. Но приползти к нему он не мог.

Много-много лет спустя после восстания, уже в конце века, А.С. Гангеблов писал о том, сколько разочарования испытало бы русское общество, окажись ему доступны материалы следственной комиссии. И что же? Пришло время. Материалы эти стали доступны, а разочарования «русскому обществу» испытать не пришлось.


Белинский сказал однажды, что сильный, лучший человек в самом своём падении выше слабого в самом его восстании. И здесь имела место слабость людей, обретавших в ходе и после кризиса новую силу. «Достаточно было, – вспоминал Поджио, – того знаменитого дня, когда после возводимых показаний брата на брата, друга на друга, мы, собранные все вместе в павловском карэ, для вывода нас на место казни, – мы, в объятиях самых горячих, забыли и горе, и страдания, и судьбу, нас ожидающую. Здесь проложен рубеж и стоит черта, резко нас отделявшая от прошлого с настоящим и нашей будущностью! С этой поры мы обновились новыми силами… и если в виду двух столбов с перекладиной и замерли наши сердца, то это для того, чтобы забиться боем правильным, возрастающим и непрерывным до конца!..»


Декабристы продолжали несломленными противостоять режиму, и более – всей системе сложившихся отношений, продолжая и на новом этапе исполнять свою роль человеческих «оптиматов», «воинов-сподвижников», высшего примера.


Духовная жизнь декабристов на каторге, в ссылке поражает богатством и разнообразием. Создаётся своеобразная «каторжная академия», осваиваются новые и новые языки. Постепенно накапливается библиотека в сотни тысяч томов на полутора десятках языков. Происходят религиозно-философские споры и совершаются серьёзные открытия в области механики, ведутся основательные занятия живописью и метеорологические наблюдения, которые высоко оценивает Берлинская академия наук, создаются литературно-художественные произведения и изобретаются сельскохозяйственные орудия.


И в то же время все они каторжные робинзоны – артель столяров и сапожников, огородников и портных. И не только одна необходимость насущная движет ими, но опять-таки желание «личным примером доказать своё уважение к труду… возвысить в глазах народа значение труда». Они учили народ рациональной агрономии и ремёслам, лечили и заводили школы. «Ссылка наша, – писал П. Беляев, – целым обществом, в среде которого были образованнейшие люди своего времени… была, так сказать, чудесною умственною школою как в нравственном, умственном, так и в религиозном и философическом отношениях. Если б мне теперь предложили вместо этой ссылки какое-нибудь блестящее в то время положение, то я бы предпочёл эту ссылку. Тогда, может быть, по суетности я бы поддался искушению и избрал другое, которое было бы для меня гибельно». Может быть, ещё разительнее подобные признания в устах князя Трубецкого: «Я убеждён, что если бы я не испытал жестокой превратности судьбы и шёл бы без препятствий блестящим путём, мне предстоявшим, то со временем сделался бы недостоин милостей Божьих и утратил бы истинное достоинство человека. Как же я благословляю десницу Божию, проведшую меня по терновому пути…»


Декабристы остались тем, чем они были: воплощением лучших человеческих качеств. Но это потому, что они не остановились в своём развитии, в своих исканиях, во всей жизни своей. По свидетельству декабриста Свистунова, М. Лунин даже полагал, что «настоящее житейское поприще наше началось со вступлением нашим в Сибирь, где мы призваны словом и примером служить делу, которому себя посвятили».


И сегодня они – «люди 14 декабря, фаланга героев… воины-сподвижники, вышедшие сознательно на явную гибель, чтобы разбудить к новой жизни молодое поколение и очистить детей, рождённых в среде палачества и раболепия».


САНКТ-ПЕТЕРБУРГ


Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Готовность к поражению

ТелевЕдение

Готовность к поражению

ТЕЛЕДНЕВНИК

Великий Ельцин, лучезарный Чубайс, декольтированная Тина и навязанный Высоцкий

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная Газета

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 знаменитых загадок природы
100 знаменитых загадок природы

Казалось бы, наука достигла такого уровня развития, что может дать ответ на любой вопрос, и все то, что на протяжении веков мучило умы людей, сегодня кажется таким простым и понятным. И все же… Никакие ученые не смогут ответить, откуда и почему возникает феномен полтергейста, как появились странные рисунки в пустыне Наска, почему идут цветные дожди, что заставляет китов выбрасываться на берег, а миллионы леммингов мигрировать за тысячи километров… Можно строить предположения, выдвигать гипотезы, но однозначно ответить, почему это происходит, нельзя.В этой книге рассказывается о ста совершенно удивительных явлениях растительного, животного и подводного мира, о геологических и климатических загадках, о чудесах исцеления и космических катаклизмах, о необычных существах и чудовищах, призраках Северной Америки, тайнах сновидений и Бермудского треугольника, словом, о том, что вызывает изумление и не может быть объяснено с точки зрения науки.Похоже, несмотря на технический прогресс, человечество еще долго будет удивляться, ведь в мире так много непонятного.

Владимир Владимирович Сядро , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Васильевна Иовлева

Приключения / Публицистика / Природа и животные / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное