Литературная Газета 6328 ( № 24 2011)

Это была осень 1956 года. Но тут произошло восстание в Будапеште, которое подавили советские танки. И кто-то наверху сказал, что в Венгрии тоже всё началось со студенческого клуба имени Шандора Петефи. И тогда в малотиражке «Технолог» появилась статья Лернера «Культура», суть которой сводилась к следующему: это антисоветский заговор, от «Культуры» до бутылок с зажигательной смесью только один шаг. Тотчас подоспел и московский корреспондент из «Комсомольской правды». И вот уже в главной комсомольской газете  страны целая полоса вопрошает: «Чего же хотят товарищи из Технологического института?» А хотят они, естественно, мятежа, расправы над коммунистами-ленинцами, антинародных буржуазных свобод со всеми вытекающими последствиями.

И тогда органы всерьёз занялись редколлегией студенческой стенгазеты «Культура». Каждый из нас получил свою долю неприятностей. Меня исключили из института с удивительной формулировкой – «За академическую недисциплинированность».

Я уехал работать на Камчатку в геологическую партию. Когда вернулся, узнал, что Лернер в Технологическом институте больше не работает. Обнаружились большие денежные растраты. В его ведении были финансы, которые зарабатывали институтская самодеятельность, спортивные команды. Пропал также отрез натурального бархата, предназначенный для занавеса институтского клуба. И ещё что-то. Долго о Лернере ничего не было слышно. Шли годы.

Наступил 1964 год. Вышел знаменитый хрущёвский указ о борьбе с тунеядством. Я к этому времени уже работал инженером-механиком на заводе «Вперёд» в Ленинграде. Однажды меня вызвали в 1-й отдел, т.е. отдел кадров. А за ним, как известно, всегда присматривал КГБ. Рядом с завотделом за столом сидел Лернер. Попеременно Лернер и кадровик задавали мне какие-то туманные вопросы. О моих антисоветских настроениях, о встречах с иностранцами, о всяких нехороших отношениях.

Поспрашивали и отпустили. Почему, зачем – стало понятно только потом. Это Лернер реализовывал свою новую идею. В это время он работал в институте «Гипрошахт», возглавлял народную дружину при этом институте.

Идея оказалась несложная – раздуть из борьбы с тунеядством идеологический процесс. Видимо, я на роль жертвы не годился: инженер-механик, работает в цеху, зарплата 110 рублей… Словом, не то. И тогда Лернер нашёл Бродского. Задержали его, кстати, дружинники. История всем хорошо известная. Я был на судебном заседании, том самом, который застенографировала Фрида Вигдорова.

Лернер бродил по залу с тяжёлым катушечным магнитофоном в руках, не думаю, однако, что магнитофон был включён. Это была чистой воды декорация. Я уверен, что именно он и подобрал замечательных свидетелей обвинения, которые ничего никогда не читали и впервые увидели Бродского на процессе. Бродский получил пять лет ссылки, а через два года был амнистирован.

И опять потекли годы. В 1972-м, в июне, Бродский уехал в США. А через пару месяцев нашу компанию потрясла невероятная новость – Лернера судят. Да-да, судят в нормальном народном суде, что на улице Толмачёва в Ленинграде. Судят за многочисленные аферы, воровство, жульничество, самозванство и всё в этом роде.

Я, конечно, пошёл на суд. Лернер сидел на скамье подсудимых. Я прошёл мимо. Увидев меня, Яков Михайлович сложил пальцы в виде тюремной решётки и внятно сказал: «Рейн, я тебя посажу». Но на этот раз посадили как раз его. При этом выяснились невероятные вещи. Он вообще никогда не служил в армии. Часть военного времени он провёл в Самарканде, где был завхозом госпиталя. И уже тогда обвинялся в хищении сотен комплектов постельного и личного белья. Потом некоторое время работал на ферме, заведовал  кормлением животных; те чуть не подохли от истощения, поскольку их почти не кормили – весь фураж уходил налево.

Лернер и наград никаких никогда не получал. Все его ордена и медали – фальшивки. Он где-то раздобыл чистые наградные листы и попросту заполнял их на своё имя (он даже наградил себя орденом Ушакова I степени, который присуждался за победы  на флоте). К Дороге жизни через Ладогу он тоже не имел никакого отношения.

Лернер зачастую шёл на копеечное жульничество (так, однажды, проводя лжеревизию в универмаге, он потребовал в качестве взятки тапочки и тенниску, т.е. летнюю рубашку). Но он же пускался и в многотысячные аферы, якобы распределяя от имени Ленинградского обкома партии  квартиры. И находил для этих афер клиентов, обманывая их на очень большие суммы. Он хранил у себя на даче огнестрельное оружие и боекомплекты к нему. Был он и брачным аферистом, число его жён доходило чуть ли не до десятка, и от каждой получал какие-то деньги, ведь, чтобы погасить скандалы, ему иногда приходилось какие-то выуженные у его жертв суммы возвращать. Всегда не полностью, но всё-таки.