Читаем Литературная Газета 6329 ( № 25 2011) полностью

Именно таков «Мой друг Иван Лапшин». Понадобилось пережить 90-е годы, понадобилось увидеть картины Германа-младшего, чтобы понять, что лежит в основе философии, которую отец передал сыну.

Не Лапшин главный герой знаменитой картины, а Ханин, хорошо закамуфлированный под героя второго плана и показанный без прикрас, со всей своей театральностью и человеческой слабостью.

Андрей Миронов, сыгравший его, неслучайно дисгармонирует с актёрским ансамблем. И выделяет его не талант. Там все играют блистательно. Выделяет его очевидная современность. Появление Ханина по сей день воспринимается с удивлением. «А он что здесь делает?!» – воскликнула девушка на одном из первых сеансов.

Все персонажи картины – из той эпохи. Ханин – из времён перестройки. Он – типичный интеллигент 80-х. И одновременно – его предтеча, его клон, живущий в предгрозовые 30-е. Он – журналист, представитель идеологической касты. Он – проповедник коммунистической веры, но сам то ли верит, то ли нет – непонятно. Он как-то хитро изъясняется, иронично поёт «те песни» («Заводы, вставайте! На битву шагайте, шагайте, шагайте!..»), но видно, что для него это – дань. На самом деле скучно ему нестерпимо. Его душа хочет праздника, застолья и путешествий. Ханин ловит миг и торопится жить. Ему не сидится на месте, потому что, когда встречают и провожают, возникает иллюзия полноценного бытия. Для него важны дом и комфорт. Важно, чтобы его ждала тонкая любимая женщина, которую он выбирал очень тщательно. Именно поэтому смерть жены для него абсолютная катастрофа. Он потерял не только близкого человека, а налаженную жизнь. При всей своей браваде и ироничности он слаб и не держит удара. А ещё – он истеричен. Это ярко отражено в странной, невпопад брошенной фразе: «Для меня это тоже удар в сердце, но я отвергаю все сплетни вокруг самоубийства Маяковского!» Кажется, ты сидишь в УГРО, наблюдая, как знакомые опера «колят» душегуба… При чём тут Маяковский? Притом. Этой фразой Ханин указывает на то, что понимает и чувствует глубоко – так глубоко, что дальше некуда.

Вот такие глубоко чувствующие Ханины на закате социализма со всей своей истеричностью долбанут по родной стране – по её истории, её вождям и певцам (включая горячо любимого Маяковского), и по Лапшиным, которых называют друзьями. Они «откроют людям глаза», растопчут прошлое и возвысятся над друзьями-героями. Но сначала – распишутся к ним в любви, снимут о них весьма странные фильмы, из которых будет органично вытекать, что их геройство бессмысленно. Они покажут кровопийц, обывателей, холод, грязь, трупы Адама и Евы и ещё много такого, что подтолкнёт к выводу: советского рая состояться не могло в принципе. Тоску и смерть победить невозможно. Они всё равно утвердят свою власть, сколько бы их ни отгоняли коммунистические оркестры.

Название картины «Мой друг Иван Лапшин» указывает: рассказчик – это вовсе не старик, что-то лопочущий нам за кадром. Не может он быть другом Лапшина. Их разделяет возрастная пропасть. «Друг Лапшина» и настоящий рассказчик – Ханин, альтер эго автора фильма. И про Лапшина, и про старика, и про то время повествует нам Ханин-Герман.

Кем же он рисует друга своего, Лапшина? Он рисует его героем эпохи, её солдатом, её пламенной частицей. Одним из тех, кто сражался за новый, искренний мир. Лапшин целен и прост. Он «Ваня», пример хорошего русского человека, который всегда подставит плечо и будет переживать твоё горе как личное. Он только многого не понимает и держится за веру свою. А держаться бессмысленно. Был бы Лапшин глубже и тоньше, выбросил бы из головы эту муть, послал подальше свои идеалы, сел на пароход вместе с Ханиным и поплыл по Волге. «Поедем со мной, бродяжничать! Я тебе таких людей покажу, города такие!» – предлагает Ханин. Другими словами: зачем тебе копаться в этой грязи, которой не будет конца? Надо жить красиво и интересно, без всякого бремени и глупой мечты. Не будь дураком, друг, поехали!

Лапшин не едет с Ханиным. Он остаётся в этом громе оркестров, в этой безнадёге, которую так талантливо показывает режиссёр. Лапшин вернётся домой, в общежитие, снимет белую парадную форму и облачится в то, что попроще. А завтра сядет на мотоцикл и поедет на службу – ловить душегубов, чистить землю под неизбежный будущий рай.

Ханин-Герман показывает: Лапшин обречён. Его мечта неосуществима. Он так и проведёт свою жизнь среди этих бандитов и этой вопиющей тоски. Что ж, жаль тебя, Ваня! Жаль, потому что мог бы послушать и поплыть с ветерком, с задушевными разговорами по реке времени, впадающей известно куда. Жаль, что ты так устроен, что ты такой прямолинейный и несгибаемый. А потому остаётся лишь вздохнуть о тебе и проводить взглядом с борта отплывающего парохода. Мы-то другие – умные, тонкие, интеллигентные – и биться за какие-то идеалы не будем.

Но слава богу, что Лапшин остаётся. Слава богу, что такие Лапшины были в нашей стране. Слава богу, что в 30-е Ханины не подорвали их веру. Потому что именно она привела Лапшиных к 1945-му, к нашей Великой Победе. И спасибо тебе за это, Лапшин!

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная Газета

Похожие книги

Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Американский историк, политолог, специалист по России и Восточной Европе профессор Даллин реконструирует историю немецкой оккупации советских территорий во время Второй мировой войны. Свое исследование он начинает с изучения исторических условий немецкого вторжения в СССР в 1941 году, мотивации нацистского руководства в первые месяцы войны и организации оккупационного правительства. Затем автор анализирует долгосрочные цели Германии на оккупированных территориях – включая национальный вопрос – и их реализацию на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, на Кавказе, в Крыму и собственно в России. Особое внимание в исследовании уделяется немецкому подходу к организации сельского хозяйства и промышленности, отношению к военнопленным, принудительно мобилизованным работникам и коллаборационистам, а также вопросам культуры, образованию и религии. Заключительная часть посвящена германской политике, пропаганде и использованию перебежчиков и заканчивается очерком экспериментов «политической войны» в 1944–1945 гг. Повествование сопровождается подробными картами и схемами.

Александр Даллин

Военное дело / Публицистика / Документальное