Литературная Газета 6340 ( № 36 2011)

Где бы ни бывал, куда бы ни забрасывала его судьба (Урал и Памир, Тверской край и Брянщина, города и селения, где проходил Игорев полк…) – всюду собирал и собирал слова и выражения, дошедшие до нас из древности, намереваясь с их помощью раскрыть «тёмные» места загадочной поэмы ХII века. Так сложилось у него уникальнейшее собрание – словарь, какого нигде более не найти. В его библиотеке были уже и летописи, Ипатьевская в том числе. В них-то и погрузился Сбитнев всё с той же целью – разгадать тайны «Слова…».

Но тут грянула перестройка, над страной повис голод. Пришлось жить своим натуральным хозяйством: сажать огород, разводить свиней, индюков, пчёл. В заброшенном Талеже жило тогда всего несколько стариков и старух. И никаких властей. Решили объединиться в общину, совместно обрабатывать землю. Сбитнева избрали старостой. Приехали как-то к нему местные молодые предприниматели. Юрий повёл их за околицу, показал родник в глубокой низине, похожей на лунный кратер, рассказал, что издревле место это было Святым, князья черниговские приезжали сюда поклониться; Нестор-летописец живал тут; к Святому источнику стекались люди со всех краёв и сейчас стекаются, но какая разруха вокруг, грязь… Предложил благоустроить. И закипела работа: проложили дорогу хорошую, сделали отличный спуск к роднику, часовню поставили, звонницу, повесили на трассе указатель: «Святой источник». Никто не проедет мимо, не уедет отсюда без целебной воды, свадебные машины вереницами катят сюда на послепасхальную Красную горку либо на Рождество Богородицы. «Эти молодые ребята, – вспоминает Сбитнев, – возрождали Родник абсолютно бескорыстно, моя проповедь любви к нашей истории, Русская идея оказалась им близка и понятна, они были чисты, разум и Веру их тогда ещё не замутили неофарисеи».

Работа с летописями продолжалась. Юрий Николаевич так вжился в XII век, что ориентируется в нём, как в сегодняшнем дне. «Слово о полку Игореве» знает до буковки. За годы талежского «затвора» (ни много ни мало 30лет!) сделал такие открытия, каким историки и филологи позавидуют. Да он и сам оказался проникновенным историком, чутким филологом, тонким аналитиком.

И за «Слово о полку Игореве» взялся отнюдь не как дилетант-любитель. Готовился к этому всю жизнь. Да и кому, как не поэту, чуткому к слову, браться за это! Именно как поэт он и услышал (всегда слышал!) в поэме женский голос. И плач. Плачут русские жёны, потерявшие мужей, плачут девы «на брезе синего моря», плачут деревья, травы, плачет великий князь Святослав («злато слово слезами смешено»), вся Русская земля плачет. Поэма-плач. Устные русские плачи – самые древние. «Слово» – первый письменный плач. А плачи на Руси исполняли только женщины. Значит, можно предположить, что автором была женщина. Только женщина, утверждает Сбитнев, могла с такой любовью и болью выразить великую печаль о погибели Игорева полка. А плач Ярославны? Мужчине так вовек не сказать. Любовь к Игорю буквально разлита в поэме, и невозможно представить, чтобы такой чистой любовью одаривал неудачливого князя дружинник, боярин либо другой князь.

Женщины Древней Руси были образованны. Мужчина прежде всего воин, вечно в походах, а женщина, оставаясь дома, и сама училась, и детей своих обучала всем мудростям жизни, чтению, письму, счёту. Многие знали иностранные языки, писали стихи, сочиняли музыку. Не была редкостью и женщина-летописец. Одной из них, как установил Юрий Николаевич, стала Боле­слава, талантливая дочь великого князя киевского Святослава – сказительница, боян (бояни). Крупнейший знаток древних текстов академик Борис Александрович Рыбаков (он, как и другой академик – Дмитрий Сергеевич Лихачёв, зная об изысканиях писателя Сбитнева, одобрительно отзывался о них) находил, что в некоторых летописях просматривается рука автора «Слова о полку Игореве». Дальнейшие поиски Сбитнева приводят его к убеждению: да, тут один автор. И была им Болеслава Святославовна. По крупицам собирал сведения о ней. Оказалось, что с князем Игорем они близкие родственники, росли вместе, были единомышленниками, она любила его. Отсюда в поэме такая сестринская любовь к нему и дочерняя – к Святославу.

Многие исследователи сходятся в том, что в конце поэмы есть скрытая подпись автора, но она слилась с концовкой, приписанной, по их мнению, в более позднее время другим автором, и расшифровать её никак не удавалось. Сбитнев осилил и это. Его тщательнейшая, по буковкам, реконструкция древнего текста вылилась в следующее (в переводе): «Сказала бояни, ходына Свято­слава, летописица старого времени, Ярославовой Ольги дитя любимое». Ходына – жена, отправленная неверным мужем обратно в дом отца, каковой и была Болеслава, Ярослав – её свёкор, князь Галицкий, а Ольга – его жена, в невестке души не чаявшая. Как видим, тут собственноручная подпись Болеславы Святославовны.