Литературная Газета 6343 ( № 42 2011)

В книгу известного белгородского поэта и журналиста, давнего автора "ЛГ", вошли тексты, написанные им на протяжении почти полувека. Дебютировав в далёких 60-х, Черкесов публиковался во многих изданиях как региональных, так и столичных, выпустил 19 книг поэзии и прозы, был отмечен различными премиями. Хотя социальные темы Черкесову не чужды, его поэзию следует отнести прежде всего к "тихой лирике". Пишет он проникновенно, доходчиво, без давно наскучивших постмодернистских вывертов и зауми, являясь продолжателем есенинско-рубцовской традиции. Его стихам присущи созерцательность, философский взгляд на мир, искренняя любовь к родной природе:

В туманной дымке тонут дали -

Земли и неба окоём.

Пусть по грибы мы опоздали,

Зато калины наберём.  

За долгий север – на закуску – юг

За долгий север – на закуску – юг

ПОЭЗИЯ

Автору "ЛГ", поэту Евгению Чигрину, исполняется 50 лет. Наши поздравления!

Евгений ЧИГРИН

* * *                                                                                                                                                

Цирюльника летающая скрипка[?]

О.М.

Фиолетовый цвет Феодосии - сумерки[?] Свет

Симпатичной кофейни вблизи айвазовского моря.

Бесноватые чайки кричат с передышками бред,

Белопенные волны подобны осколкам фарфора.

В Киммерии нетрудно так правильно пить не спеша

Эти красные вина за жёлто-блакитные гривны,

По глотку поднимайся по строфам поэтов, душа,

Обретавшихся здесь, сочинивших нескучные гимны,

А вернее - упрятавших в слово живинку-тоску,

Обогретые камни да бьющие колером степи,

Чебуречную жизнь да цирюльника скрипку[?] Смогу

Что припомнить ещё? Ну какие искусные сцепы?

Этой улочкой брёл фантазёр и обманщиков брат,

Самый светлый алкаш, мореход сухопутных видений -

Молчаливый Гриневский в свой парусный солнечный ад:

Галерейная, 10, где только четыре ступени[?]

Этой улочкой шёл, видел эти густые кусты,

Фиолетовый цвет, может, самый спокойный на свете[?]

Наливайся, стакан, опрокинем за буквы-труды,

Нищету к нищете, понимающий музыку ветер,

И случайную жизнь, и считающий денежки порт,

За пустое кафе побелевшей акацией Каффы,

За сливовое море: медузы, актинии, йод,

Да пиратские клады, где золото, жемчуг, аграфы!

ДВЕРЬ                                                                                                                         

Так жизни мало, потому теперь

Во всякой жилке копится Усталость:

Берёт за шкирку, втискивает в дверь -

Где на стишок, на книжку намечталось.

Был птичий звук и был животный звук,

Глоток Эреба и строка Эреба,

За долгий север - на закуску - юг

Да облачко, закутанное в небо,

Да свет, с которым вытекает ночь,

Чай с лепестками розы и жасмина[?]

Как много шелестнуло пообочь[?]

Не получилось крохотного сына.

БАТИСКАФ

В окне пейзаж - припомнишь Писарро -

Перешагнёшь в стихи, держа руками

Видение в сиреневом: тепло

Под серыми, в изломах, облаками.

Держу в руках видение - тебя[?]

Весь в мареве художника ландшафтик,

В котором ветер, в дудочки трубя,

Прохожего закутал в мягкий шарфик,

Одел в пальто и - спрятал за углом,

Опять Камиль-художник "вынул дождик",

Который - раз и сделался прудом,

Где рядышком лопух и подорожник,

Где туча в тучу переходит, как

Видение в виденье - раз и сплыло.

Я так один. Любой ужастик-страх

По барабану! По фигу! Квартира

Меняет облик: тянет тень крылом,

Над шкафом, подрезая привиденье,

Штормит за шторой шумовым дождём[?]

Как в батискафе, я - в стихотворенье[?]

БУХТА

Бубен ветра в пределах бухты,

Сколько смотришь - везде песок,

Хоть пиши песочные буквы,

Всё Восток да опять Восток.

Голос кайры - глухое чудо,

Солнце выпито, ровно ром,

Да пуста, как душа, посуда,

И молчишь таким дураком,

Что ещё бы глоток - и в море -

В запотевшее темнотой[?]

Не барахтаться бы в глаголе,

Не лепить мудака, зато -

Флибустьером за чёрной музой,

Рыбаком Галилеи за[?]

В оболочке таких иллюзий -

В неслучайные чудеса.

Там экзотика полным цветом:

Крабы в камешках[?] Сундуки[?]

(Это тянет пиратским бредом,

Это Флинт закоптил мозги.)

Там прибежище осьминога,

Здесь зверёк шевелит песок?

Это всё - прибабахи Бога,

Или - проще - Восток, Восток[?]

ДЖАБОТИКАБА

На вывеске отцовской лавки, где Антон Чехов с братьями должны были сидеть с рассвета до полуночи, значилось:

"Чай, кофе и другие колониальные товары"

Табачок ли, кофе, джаботикаба,

Да Цейлона дух в тепловатом ветре -

Вот такая тянет абракадабра,

Да белеет луч в сумеречном спектре,

Ибо свет крошится: драконит Север,

Ибо смысла мало: в строфе ли, в жизни?

И легко представить фрегат ли, сейнер,

Корабельщиков золотой отчизны.

И химера тянется одеялом,

И растёт луна дурианом Бога,

И скорей не старым, скорей усталым

Я смотрюсь в себя: понимаю плохо[?]

И сдаётся что? Островное завтра

Да цейлонский храм с головой слоновьей,

Рамбутан, ещё[?] Золотая мара

Расстилается в азиатском слове.

И раскрытый том Чехонте - цепляет,

Фантазийный дух золотых колоний:

Человек в пенсне на дуде играет,

И луну слегка подпирают кони

Мифологий и - девяти помощниц[?]

Этот старый ром забирает вволю,

И течёт звезда недалёких рощиц,

Как библейский свет к штилевому морю.

И фрегат ли? Джонка? Огни Коломбо?

Всё смешалось-спуталось-завязалось[?]

В толстопузой фляжке густого рома

Капель тридцать-сорок всего осталось.