Литературная Газета 6344 ( № 43 2011)

Когда впервые увидела Валерия Петрова, болгарского поэта и переводчика Шекспира, вспомнился наш поэт Александр Ревич, переводчик гениального француза - поэта и воина - Агриппы д"Обинье[?] За перевод его "Трагических поэм" в 1999 году Ревич получил Государственную премию (третью в истории отечественной литературы за переводы).

Ревич - один из последних больших осколков уходящей культуры, и не только культуры стиха, но и того мощного чернозёмного пласта общей  культуры, который так пострадал в азарте глобального  потребления, так необратимо истощился - местами до состояния деградации - и  катастрофически исчезает на глазах.

Ревич - воздушный мост, не теряющий запаса прочности. Несгибаемая фигура его бытования образует такую точку обзора, с которой открывается - всем зрячим и зрящим - панорама русской литературы во всех её планах - анфас и в профиль.

Ревич - это большое эпическое полотно с войной, с её героическим и адским путём: с пленом, побегом к своим по льду едва замёрзшего Азовского моря, лагерем НКВД и штрафбатом, со Сталинградом и тремя ранениями, и потом - чудо или феномен: жизнь, поэзия, яркое творческое долголетие.

я смыслы образов и звуков множил,

так семь десятков лет

на свете прожил

и только на восьмом заговорил.

Стихи Ревича о войне в чём-то другие и непохожи на стихи поэтов-фронтовиков. У него - другая война, совсем не пафосная, и не только с внешними врагами, с фашистами, но и война со "своими". Вот как писал он в 1946-1959 годах в своей потрясающей по новаторству и драматизму поэме "Начало", которая и сейчас - как паспорт времени:

Я никогда не бывал в аду,

скоро туда войду.

Собственно, ад уже начался -

первый огненный круг.

Нет обратных дорог,

все отрезаны начисто.

Что же нас ждёт

в остальных кругах?

Какая мука и страх?

Ревич - из неприкаянных.

После войны он не сразу нашёл себя, своё дело и место, и не сразу решился на Москву[?] Он был меченым, и долго его не печатали как поэта и не допускали к переводам. Его учителя - Сергей Шервинский, Илья Сельвинский, Павел Антокольский, а старшие друзья - Арсений Тарковский и Аркадий Штейнберг. Десятилетиями подённого труда стирал Ревич грань между понятиями поэт и переводчик, создавая единую творческую систему.  И речь не о виртуозной технике версификации, не о  словаре и не о второй иноязычной жизни оригинальных стихов, мотивов, тем или образов. Речь о том, что переводы как бы вживаются в поэта и становятся его дыханием и органикой, частью кровеносной системы, питающей кислородом собственные стихи, отчего внутренний мир делается более полнокровным и крепнет дух, который, как известно, дышит[?]

Этому учит опыт переводов великих поэтов.

- Только великих и стоит переводить, - повторяет Ревич, глядя голубыми когда-то глазами в упор, с прицелом.

"Стрелок, точно, командир стрелкового батальона", - вспомнилось мне.

- Нельзя размениваться на середняков, нечего себя опускать. Себя надо только поднимать, только тянуть и тянуться до великих, до гениев, -  уже пафосно припечатывает он.

И сам он - глыба.

Боговдохновенная глыба.

Личностные параметры Ревича и его место в иерархии имён, в сетке поэтических координат пока ещё - при жизни - не определены.

Это - работа времени.

Галина КЛИМОВА

«Попрошу не задёргивать шторы»

«Попрошу не задёргивать шторы»

Александр РЕВИЧ

ПОЭТЫ                                                                                                                                         

На Плющихе я жил, у Арбата,

на Арбате жил Пушкин когда-то,

жил там Белый Андрей, а потом

и другие, включая Глазкова

Николая, поэта такого,

на Арбате нашли себе дом.

Все тут жили, в прибежищах здешних,

как скворцы в знаменитых скворешнях,

жили, пели и пили, но тут

с ними, с прочими, как с Николаем,

вышло худо - судьба не дала им

ни кола ни двора - лишь закут.

Ни в Тарханах, ни в Болдине летом

желторотым арбатским поэтам

не досталось родительских гнёзд,

им пришлось на Арбате ютиться

и свистать, словно певчая птица,

словно скворушка, чижик и дрозд.

10 марта 2011

***

Забавы детства незапретные,

младенческие акварели,

невинные, как дым над Этною,

вы до сих пор не постарели,

вы до сих пор из сновидения

приходите, из непокоя,

как шелест, звон и тем не менее

вполне отчётливой строкою,

той, что нечаянна, негаданна

и появляется до смысла,

как звук напева в дымке ладана,

как линии, цвета и числа.

Строка, число и цвет, и линия,

и каждый лист, и стебель каждый,

равнина, горы, небо синее.

Так свет, так мир возник однажды.

                                    17 марта 2011

***                                                                                                                            

Природа вроде нас: то плачет,

то улыбнётся, то опять

нахмурится, а это значит,

что есть в ней тоже благодать,

не зря она загоревала

и, вскинув чёрные  крыла,

слетела тучей с перевала,

на землю слёзы пролила,

когда меж склонов Пятигорья

из-за ребяческих обид

пришла беда, случилось горе,

был мальчик Лермонтов убит.

                   27 марта 2011

***

Это имя к нам пришло незнамо

из каких времён, с каких планет -