Литературная Газета 6348 ( № 47 2011)

Этот серебряный холод - живая бодрость ослепляюще высокой духовности. В его стихах очень ясное, кристально прозрачное в[?]идение, как будто пишущий их только что вышел из воды и в глазах, как линза природы, растёкшаяся капля, дающая особое преломление света и удесятеряющая чёткость зрения.

Сквозь неё отчётливее видны детали мира, видимого или творимого.

И со всем в этом мире, почти физически, - духовное взаимодействие и даже плотное соприкосновение - "донашиваю жизнь свою земную".

Всё - живое для глаз, в которых линзы, позволяющие обнажённо и трепетно видеть то, что нельзя уловить обычным зрением: "шарами захлебнулись лузы!" - можно ли точнее передать энергию игры? И не поэтическое ли вид[?]ние это?

В стихах Шкляревского сквозит обострённое ощущение вселенной, частицы которой - и мотылёк, шуршащий у старой лампы, и музыка Грига, и могилёвское лето с его полустанками и грибными дождями.

Совмещение и взаимопроникновение пространств, как слоёв, пластов видимых и того, что за их пределами: В стеклянном шкафу отражается даль, / и белое облако вдруг наплывает / на русский Толковый словарь, тасующиеся карты прошлого, настоящего и будущего земного времени: / всё, что было, - ещё впереди / и того, что за ним: Я на небе танцую с Еленой, / не простившись ещё на земле / - связывают сюжеты судьбы с пространством вечности.

Никогда прямо не формулируя, Шкляревский стихийно преподносит эмоциональный образ предмета или события.

Стихийность ведёт непредсказуемо уверенно, сама всё решая, она-то знает, как построить стихотворение. Только ей доверяется вкус поэта.

Мир струится, трепещет и движется, оставаясь неподвижным:

В миражах флорентийского зноя

над холмами струятся столбы.

Даль блестит, и шоссе золотое

догоняет поля и сады.

И опять - драгоценный мираж, драгоценный мир, отражённый в зеркале воды, в зеркале духа:

На закате в зеркале воды

Монастырь белеет, и сады,

И уклейки заплывают в кельи -

нежный вариант Сальвадора Дали, где блаженный лепет многократно повторённого клейкого звука "л":

Папиросу курит рыболов.

Это - я!

А под зелёной ивой -

Млечный Путь

сверкающих мальков.

Как неожиданно упоительно отпущена рифма, выражая этим и подтверждая хрупкость вид[?]ния на закате. Как обвораживающе непо[?]средственно, по-юношески свежо и к тому же звонко и с характером утверждения произнесено: "Это - я!" - оправданный "апломб" уверенной свободы.