Илья Степанович Воронин своего сокурсника Даниила Трофимовича Березина не видел лет двадцать - не меньше. И вот господин случай свёл старых товарищей на научной конференции в Богом хранимой столице Южного Урала. Когда объявили выступление профессора Березина, Илья Степанович вздрогнул от неожиданности и устремил взгляд на человека, величаво ступавшего по проходу к кафедре. Боже мой! Вот уж воистину: дни тянутся, а годы летят! Вместо поджарого рыжего парня с весёлыми глазами перед почтенной аудиторией предстал раздобревший, поседевший, полысевший господин. "Да, - подумал Илья Степанович, - укатали Сивку крутые горки". И начал слушать:
- Реальная дидактическая система будет функционировать по-другому, но степень оптимальности содержания и взаимосвязи её компонентов будет зависеть от степени приближения кривой, построенной для реальной системы, к "идеальной" кривой модели. Допустимые границы отклонений критериев качества обучения для реальной системы детерминированы константой её оптимального функционирования в условиях соответствующих модулей, параметрически идентичных идеальным, смоделированным[?]
"Отцы святители! Что он делает?! - с ужасом внимал Илья Степанович. - Убивает, сукин сын, русский язык среди белого дня. Убивает!"
В перерыве он не стал искать встречи с Березиным и ушёл в гостиницу.
ЕХАЛ В ЧЕЛЯБИНСК КУПЕЦ МОЛОДОЙ
Весна. Челябинск. Вокзал. У колонны стоит седой небритый мужик и, лениво растягивая меха баяна, тянет пропитым голосом:
По диким степям Забайка-а-лья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклина-а-я,
Тащился с сумой на плечах
Пассажиры и провожающие, равнодушные и к судьбе бродяги, и к участи нищего певца, изредка бросают медь в шапку, но чаще брезгливо отворачиваются. Вот шумной гурьбой ввалились матросы, и несчастный на ходу меняет репертуар:
Раскинулось море широ-о-ко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далё-о-ко,
Подальше от нашей земли[?]
Результат прежний: в шапке не прибавляется ни рубля.
Объявили о прибытии московского поезда. Засуетились носильщики, подтянулись милиционеры, зашевелились толпы встречающих. Полусонный вокзал ожил, радушно принимая гостей из столицы. Один из них - коренастый, скуластый, с синими, как утреннее небо, глазами - остановился возле провинциального "Карузо" и стал слушать, насмешливо поглядывая на него. Постояв одну-две минуты, тряхнул каштановой копной волос и решительно протянул руку:
- Дай-ка, старина, на минутку твой инструмент.