Литературная Газета 6368 ( № 16 2012)

- Этой ерунды я не понимаю, - бормочет сбитая с толку интеллигенция и дрогнувшим голосом просит её отпустить. - Не могу, это не в моей власти, - грустно отвечает на это власть. - Ведь если я вас отпущу, вас тут же задержат горожане и полиция и вернут назад. - Да, да, это правда - отвечает окончательно упавшая духом интеллигенция. - Что же мне делать? ЧТО ДЕЛАТЬ?

За этим классическим вопросом русской интеллигенции следует Откровение - мгновение узнавания и кульминация встречи. Взглянув на своего вечного спутника во всей его искренней наивности и непосредственности, власть проникается к нему столь глубокой симпатией, что отечески, даже братски, присев рядом на больничную кровать, отвечает ему со всем душевным участием: Вы спрашиваете, что делать? Самое лучшее в вашем положении - бежать. Но поскольку это, к сожалению, бесполезно, остаётся сидеть. Ведь кто-то же должен сидеть, раз существуют тюрьмы? Не вы, так я, не я, так кто-нибудь третий[?] Но погодите, - открывает свои сокровенные думы власть, - когда-нибудь закончат своё существование тюрьмы и сумасшедшие дома, не будет ни решёток на окнах, ни халатов[?]

- Вы шутите, - отвечает на это оглушительное признание интеллигенция, начиная понемногу приходить в себя. - Таким господам, как вы и ваш Никита, нет никакого дела до будущего[?]

Обаяние, окутавшее этот странный миг откровения, кончилось, и голос интеллигенции, вернувшейся в своё обычное состояние, начинает набирать знакомые силу и пафос: Но можете быть уверены, милостивый государь, настанут лучшие времена, воссияет заря новой жизни, восторжествует правда[?] Пусть я не дождусь, но чьи-нибудь правнуки дождутся. Приветствую их от всей души и радуюсь, радуюсь за них! Вперёд! Помогай вам Бог, друзья! Из-за этих решёток благословляю вас!

От всей этой изумительной сцены, полной трагедии и комизма, написанной по-чеховски скромно, даже тускло, веет метафизической правдой не меньшей, чем от знаменитых диалогов Достоевского. В сущности, всё действительно равно. И Андрей Ефимыч с Иваном Дмитричем действительно настолько похожи, что, поменяй их местами, пожалуй, ничего не изменится. Весь их спор упирается в конце концов лишь в идею бессмертия, в которое один хочет, а другой не хочет верить.