Литературная Газета 6379 ( № 31 2012)

Всё время хочется разбросать, позабыть накопившееся. Стряхнуть, начать заново. Но возраст держит цепко в паутине привычек, характера, самой себя, с чем справляться труднее всего. Привычки плетут паутину, и ты, как беспомощный паучок, уже не можешь из них выпутаться. Они налипают ракушками на быстроходный крейсер, движение становится медленнее.

Ну разве не надоела старая щербатая красная кружка, из которой ты каждое утро пьёшь кофе? Вот она разбилась наконец, так ведь ты ищешь по магазинам такую же или в худшем случае похожую. Перемены приживаются с трудом.

Как в раннем арзамасском детстве, бабушка приучила к яичку по утрам[?] Его надо было найти на большом дворе, а бестолковые куры норовили выбирать места, чтобы нестись, самые неудобные, к примеру, на чердаке сарая, где балки были прогнившие, и мне туда залезать не разрешалось. Но без этого рискованного путешествия я могла бы остаться без привычного завтрака. Так и остался этот до унылости одинаковый, но и привычный завтрак на всю жизнь.

Я и в Москву, когда переезжала уже из Горького, Нижнего Новгорода, привезла с собой осколки прошлой арзамасской жизни: шкаф и зеркало из детской, дедушкин письменный стол орехового дерева с пузатыми тумбами-ножками, резной, огромный. Нет, за ним не работаю, лишь изредка с трепетом присаживаюсь, мне ведь смалу не разрешали к нему подходить, ничего нельзя на нём было трогать, священное место. Так это ощущение и осталось.

Пишу, сутулясь, за журнальным столиком.

И в одном и том же зеркале, а ему уже больше ста, оно и меня старше, я видела себя крохотной голышкой и маленькой школьницей с отросшими и завёрнутыми вокруг ушей в баранки по моде тех лет косичками, и счастливой юной красоткой, хмельной от общего счастья Победы, поступившей, как и мечталось, учиться в Горьковский университет, на филологический факультет.

Я ль на свете всех милее, всех пригожей и умнее? - что было у зеркала спрашивать, у бабушки сомнений не было, конечно, - её Анечка. Значит, и я думала так же.

Мне кажется, многие годы моей жизни были слишком стремительны. Надо было бежать, успевать вкалывать без передышек на сон и обед, переезжать из города в город, менять мужей, работу, рожать, опять бежать, отвоёвывать место под солнцем, с неба задаром ничего не падало. Так и бегу, как привыкла, для окружающих, может, кажется, ползу. "Наш паровоз, вперёд лети, в коммуне остановка" - я и росла под этот зов. Впереди теперь - последняя остановка, ну, может, ещё будет предпоследняя, а название последней - известно какое.