Литературная Газета 6384 ( № 37 2012)

Верховодил, правда, адмирал, бросивший якорь в нашем граде на слиянии Оми с Иртышом, далеко не всей Россией и недолго - с ноября 1918 по ноябрь 1919 года. Но память о себе, не скажу за всю Сибирь, в Прииртышье оставил недобрую. Только в Омске в начале своего правления при подавлении восстания рабочих и солдат 22 декабря 1918 года было расстреляно и порублено шашками больше тысячи человек. А 12 ноября 1919 года, перед тем как бежать под натиском Красной Армии, колчаковцы казнили всех политических заключённых омской тюрьмы. Позже их захоронили в братской могиле в центре города, а в 1923-м рядом с ней поставили скорбный памятник жертвам колчаковщины. Памятник и сегодня никто не обходит стороной, на его постаменте даже зимой живые цветы.

Жителей сёл и деревень, заподозренных в связях с партизанами, колчаковцы вешали, не щадя ни детей, ни женщин, ни стариков. Бабушка моя, Мария Семёновна Березовская, урождённая казачка и уроженка богатейшей казачьей станицы Усть-Заостровской, что в тридцати верстах от Омска, до своей кончины в 96-летнем возрасте плевалась при имени Колчака: "Разорил нас хуже, чем, когда после него оклемались, большевики. Сёк и стрелял без разбору - кто прав, кто нет. Саввича, подавшегося к нему просить защитить сад, так побил - вернувшись, и помер Саввич[?]"

Не сам "побил", конечно, адмирал "сибирского Мичурина", как величали Павла Саввича Комиссарова, сотворившего чудо-сад вблизи Усть-Заостровки, колчаковским воинством загаженный и почти разорённый. Как не самолично, естественно, "сёк и стрелял без разбору" прииртышцев, в массе своей, особенно казачьей части, зажиточных, а потому самонравных и не терпящих насилия. И неслучайно и сегодня в родном мне Омском Прииртышье злых или взбесившихся собак кличут "колчаками".