Писать о нём даже эти юбилейные строки очень сложно. В его жизненных просторах не было ничего мелочного и случайного. Всё масштабно совпадало с Беларусью и с нашей тогда общей великой страной. Однако голос был поэтически слышен не только в гуле исторических событий, но и в шуме родного соснового леса, в сосредоточенных переливах неманских или нарочанских волн[?] И тем не менее почти в каждой строке ощущался поэт гражданского звучания:
Слух не могу вам песней тешить
С обмытых бурями эстрад[?]
Как тут не согласиться с Анатолием Велюгиным, который однажды, цитируя это стихотворение, отметил необычность поэтического материала, неожиданность образов. Всё удивляло, особенно фамилия (Танк!) в сочетании со здешним обычным именем Максим. Звенели оковами, багровели кровью буквы на переплётах книжек - "На этапах", "Клюквенный цвет", "Под мачтой". Очевидным было эхо поэтической силы раннего Купалы. Однако это был целиком независимый голос нового времени[?]
Интересный факт из воспоминаний Петра Глебки. В 1936 году Максим Танк прислал из Западной Беларуси Янке Купале сборник своих стихов и номер журнала "Колосья". Вскоре Глебка зашёл к Купале и застал его необычно взволнованным: "Я хочу вас познакомить с одним поэтом. Вот читайте", - и протянул стихи, присланные Максимом Танком. Тот читал вслух, а Купала внимательно слушал, куря папиросу за папиросой. "Ну как?" - спросил. "Интересный поэт. Злоупотребляет только словами-новообразованиями[?]" - "Ничего в поэзии вы не понимаете, - резко прервал его Иван Доминикович. - Слова исправить можно. А широта в стихах чудесная[?]"
Да, чувственный и смысловой простор его стихов впечатлял тогда, впечатляет и сейчас. Поэту не надо было искать лирического героя своих произведений. Он сам был им. Почти каждая строка подтверждена биографией.