Литературная Газета 6388 ( № 41 2012)

Здесь всё было настоящим - люди, застолье, беседа, веселье. Здесь хорошо шутили и беззаботно смеялись, в Доме жили любовь, творчество и чувство юмора.

К сожалению, я была слишком мала, чтобы прислушиваться к взрослым разговорам, меня больше интересовал мир материальный: стеклянные витрины с выставленными в них коктебельскими камнями и найденными на Теп-Сене старинными монетами. Моё воображение будоражили фантасмагорические габрияки и овальный стол, расписанный таинственными знаками зодиака. Меня волновала древесная лягушка, поселившаяся на старой акации, которая в мае превращалась в пышное белое подвенечное платье сказочной принцессы. Для лягушки Наталья Алексеевна под деревом обустроила искусственную лужу. Во время наших визитов к Габричевским я замирала в кустах, дожидалась сольного выступления лягушачьей солистки под аккомпанемент мощного хора крымских цикад. Но больше всего меня восхищал розарий, которым Наталья Алексеевна очень гордилась и называла "Мой Мальмёзон". Тогда я ничего не знала ни про сорта роз, ни про первую жену Наполеона Жозефину, которой принадлежало поместье Malmaison с одним из лучших садов Европы, где цвели розы, привезённые со всего света. Спросить про Мальмёзон я почему-то не решалась, а мой в то время скудный французский подсказывал лишь дословный перевод: mal - плохо, maison - дом, что никак не соответствовало действительности и очень мучило. Ну почему прекрасные розы жили в "плохом доме?" Впрочем, розам это нисколько не мешало неистово цвести и пахнуть.

Иногда Наталья Алексеевна доверяла мне собирать лепестки роз для варенья. Для этого надо было левой рукой аккуратно взять цветок так, чтобы он держался пучком, а правой рукой, вооружённой ножницами, срезать плодоножку с основанием и положить лепестки в решето. Наполненное ценным сырьём решето несколько раз сотрясалось, освобождая содержимое от пыльцы. Затем лепестки перекладывались в алюминиевый дуршлаг, промывались холодной водой и в том же дуршлаге погружались на пять-десять минут в кипящую воду огромной кастрюли, расположившейся на самодельной плите летней кухоньки. Пока промытые лепестки избавлялись от лишней влаги, готовился сироп. Часть воды из кастрюли фильтровалась через многослойную марлю, и в ней растворялся местный крупный желтоватый песок, сильно смахивающий на пляжный у моря. Лепестки, потерявшие первозданную розовость, заливались коричневым сиропом и одноразово варились до готовности с добавлением лимонной кислоты из бумажного пакетика.