Литературная Газета 6388 ( № 41 2012)

В 20-е годы композитор входил в круг знаменитой Ассоциации современной музыки (АСМ), его близким другом был Александр Мосолов - известный модернист, в ту пору лидер русского музыкального авангарда первой волны. Первые две фортепианные сонаты Задерацкого (наиболее трагичные его сочинения) и ставшие сегодня известными изящные циклы "Тетрадь миниатюр", "Микробы лирики", "Фарфоровые чашки" - великолепные образцы русской музыки той эпохи. Уход от тональности и яркое колористическое обновление гармонического языка не означали разрыва с традицией и устоявшимися формами. Здесь старое и новое находятся в удивительном гармоническом соответствии, и всё окрашено его индивидуальностью. В 1932 году его принимают в Союз композиторов (этой организации, видимо, поручено было следить за тем, чтобы он не издавался и не исполнялся). В то же время происходит его поворот к тональному мышлению, точнее - к новотональному, поскольку гармонический язык сохраняет знаки острой новизны и индивидуальной окрашенности. В 1933-1934 годах он создаёт цикл "24 прелюдии" для фортепиано. Сегодня это самое известное его сочинение, получившее международное признание. В Германии выходит компакт-диск (вместе с аналогичным циклом Шостаковича, созданным в 1932 г.). Прелюдии удивительно органично сочетают в себе знаки пронесённой в новое время романтической эстетики и конструктивизма. По сути дела, это одно из первых неоромантических произведений в русской музыке. Префикс "нео" здесь не случаен: романтическая образность попадает в ситуацию нового музыкально-грамматического "поля". Позднее он создаёт немало сочинений, отмеченных знаками неоромантизма, - фортепианные циклы "Легенды", "Фронт", "Родина", "Восточный альбом". Но самым удивительным творением Задерацкого является полнотональный цикл "24 прелюдии и фуги", созданный им в колымском каторжном лагере между июнем 1937 г. и июлем

1939-го. Цикл записан карандашом на телеграфных бланках и обрывках блокнотных листов в клеточку. В лагере он, мобилизовав весь свой предыдущий тюремный опыт, обрёл статус "рассказчика", а вместе с ним - некоторое количество свободного времени и упомянутую бумагу (от слушателей-охранников). Цикл прелюдий и фуг всё ещё ждёт своего издания, но мне довелось познакомиться с этой уникальной рукописью и рассказать о ней в большом монографическом исследовании "Контрапункт строгого письма и фуга (история, теория, практика)" (М., "Композитор", 2007). И сейчас я процитирую саму себя, обратившись к фрагменту из этого издания: